Встань и иди - слова, которые произносил Иисус Христос, исцеляя обездвиженных людей.
История об исцелении расслабленного в Капернауме Иисусом Христом, где он произносит эти слова, описана в Библии, как одно из чудес Иисуса Христа.
История об исцелении расслабленного в Капернауме Иисусом Христом описана:
В Евангелие от Матфея (главе 9, строки 2-8):
"2. И вот, принесли к Нему расслабленного, положенного на постели. И, видя Иисус веру их, сказал расслабленному: дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои.
3. При сем некоторые из книжников сказали сами в себе: Он богохульствует.
4. Иисус же, видя помышления их, сказал: для чего вы мыслите худое в сердцах ваших?
5. ибо что легче сказать: прощаются тебе грехи, или сказать: встань и ходи?
6. Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, - тогда говорит расслабленному: встань, возьми постель твою, и иди в дом твой.
7. И он встал, [взял] [постель] [свою] и пошел в дом свой.
8. Народ же, видев это, удивился и прославил Бога, давшего такую власть человекам."
В Евангелие от Марка (глава 2, строки 1 - 12):
"1 Через несколько дней опять пришел Он в Капернаум; и слышно стало, что Он в доме.
2 Тотчас собрались многие, так что уже и у дверей не было места; и Он говорил им слово.
3 И пришли к Нему с расслабленным, которого несли четверо;
4 и, не имея возможности приблизиться к Нему за многолюдством, раскрыли кровлю дома, где Он находился, и, прокопав ее, спустили постель, на которой лежал расслабленный.
5 Иисус, видя веру их, говорит расслабленному: чадо! прощаются тебе грехи твои.
6 Тут сидели некоторые из книжников и помышляли в сердцах своих:
7 что Он так богохульствует? кто может прощать грехи, кроме одного Бога?
8 Иисус, тотчас узнав духом Своим, что они так помышляют в себе, сказал им: для чего так помышляете в сердцах ваших?
9 Что легче? сказать ли расслабленному: прощаются тебе грехи? или сказать: встань, возьми свою постель и ходи?
10 Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, - говорит расслабленному:
11 тебе говорю: .
12 Он тотчас встал и, взяв постель, вышел перед всеми, так что все изумлялись и прославляли Бога, говоря: никогда ничего такого мы не видали."
В Евангелие от Луки (глава 5, строки 17-26)
"17 В один день, когда Он учил, и сидели тут фарисеи и законоучители, пришедшие из всех мест Галилеи и Иудеи и из Иерусалима, и сила Господня являлась в исцелении [больных], -
18 вот, принесли некоторые на постели человека, который был расслаблен, и старались внести его [в дом] и положить перед Иисусом;
19 и, не найдя, где пронести его за многолюдством, влезли на верх дома и сквозь кровлю спустили его с постелью на средину пред Иисуса.
20 И Он, видя веру их, сказал человеку тому: прощаются тебе грехи твои.
21 Книжники и фарисеи начали рассуждать, говоря: кто это, который богохульствует? кто может прощать грехи, кроме одного Бога?
22 Иисус, уразумев помышления их, сказал им в ответ: что вы помышляете в сердцах ваших?
23 Что легче сказать: прощаются тебе грехи твои, или сказать: встань и ходи?
24 Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, - сказал Он расслабленному: тебе говорю: встань, возьми постель твою и иди в дом твой .
25 И он тотчас встал перед ними, взял, на чем лежал, и пошел в дом свой, славя Бога.
26 И ужас объял всех, и славили Бога и, быв исполнены страха, говорили: чудные дела видели мы ныне."
Тема срыва – одна из самых тяжелых для всех участников процесса.
И для тех, кто пил или пьет, и для тех, кто вынужден за всем этим безобразием наблюдать. Вся гнусность момента заключается в том, что самые светлые надежды могут представляться обманом, все усилия – пустой затеей, трезвость – иллюзией. И потому разочарование от срыва после какого-то периода трезвости бьет по сердцу с большей силой, чем даже тоска от регулярной пьянки. Но и после таких ударов у каждого сорвавшегося есть силы встать – какие бы «точки невозврата» мы себе не рисовали, как бы сложно и бесперспективно это не казалось. Главное, чтобы рядом оказались те, кто сумеет стать не кнутом, не пряником, а твердой опорой.
Мне, можно сказать, повезло. Нет, срыв был, но произошел в самом начале посещений общины. Тогда, когда уверенность моя в правильности избранного пути еще не обрела своего фундамента и было ощущение, что можно еще «свинтить от язвенников-трезвенников». В тот момент я всецело осознал, кем мы в действительности являемся, когда речь всерьез заходит о том, чтобы идти к трезвости, жить с Богом в душе.
А являемся мы детьми, причем весьма капризными. Ну говорил же не раз тебе родитель, что пальцы в розетку совать нельзя. И даже шарахнуло тебя после того, как не послушал наказа. И даже не единожды. Так нет, надо же еще раз попробовать! Хочется – сил нет!.. Вот это самое «хочется» так корежит наш инстинкт самосохранения и духовную основу, что в итоге они мутируют в какие-то паранормальные «картинки». Как бы вы отнеслись к человеку, который добровольно (!) возвращался бы в плен к отъявленным садистам каждый раз после того, как его с огромными усилиями оттуда вытаскивали? Кто-то скажет: «Он псих», кто-то подумает о садомазохизме, а некто выдвинет, быть может, версию о его предательстве и сговоре с садистами.
Все это в той или иной мере относится к алкоголику и наркоману. Чрезмерному желанию допинга Церковь давно дала название: страсть. Перевод этого слова – «страдание». Его испытывает душа всякий раз, когда воля человека выбирает грех. И, казалось бы, чего проще – прислушайся к совести, откажись от дозы или первого стакана и себя обезопасишь. НО! Выражение «человек соткан из страстей» насколько расхожее, настолько и пугающее. Представить сложно, какую кропотливую работу нужно проводить над собой каждый день, чтобы не позволить страстям разгуляться! Многие на эту работу плюют. И самое забавное (или печальное, как кому нравится), что оправдывается такой саботаж зачастую примерно следующим образом: я как человек взрослый имею право дать слабину. У такой слабины есть масса лозунгов. Один из самых распространенных, исконно «наших» – «душа просит». Душа-то как раз сжимается в страхе от тех мучений, которые сейчас на нее обрушит человек своим пьянством, дрожит и надеется, что одумается… Но раз за разом разум душу предает. Почему?
Причин этой мерзости «взрослый человек» найдет массу – начиная от смерти близкого человека, неудачи на работе или в личной жизни и заканчивая случаями хамства или унижения в общественном транспорте. Лучше всего это сформулировал английский поэт-классик Роберт Бернс еще в XVIII веке:
…Для пьянства есть такие поводы:
Поминки, праздник, встреча, проводы,
Крестины, свадьбы и развод,
Мороз, охота, Новый год,
Выздоровленье, новоселье,
Печаль, раскаянье, веселье,
Успех, награда, новый чин,
И просто пьянство – без причин…
Изначальная основа у таких умозаключений одна – каприз. То, что мы нещадно пытаемся побороть в других (прежде всего в детях) и что никак не хотим замечать в себе. Ваш покорный слуга капризу поддался, что называется, «по накатанной» – без лишних сомнений и придирок к себе. Немного на общину, потерпел – все, надо себя пожалеть. И сюжет получился – «рогатому» на загляденье. С корешем-собутыльником пили за то… что я пить завязал!
За такое событие «можно». Только по одной и маленькой – разумеется, мы же сами себе не враги! Махнул, не глядя – и!.. полетел под горку с ветерком.
В былые времена неделю бы не смог затормозиться. А тут вдруг, благодаря чайным беседам в семейных клубах трезвости, увидел себя со стороны. Очень неприятно стало, передернуло внутри всего. Получилось, что руки с лицом вымыл, а сам в грязь по пояс ушел – хорошенький выбрал способ доказывать преимущество трезвого образа жизни!
Не надо быть пророком, чтобы предсказать очевидное. Например, что нельзя не выпачкать ног, шагая по грязи босиком. Но человек опять хочет проверить ясное, обманывая себя суждением, что «глядишь, на этот раз прокатит», что «у меня-то получится». И так раз за разом. И чем чаще, чем дольше, тем сюжеты все безобразнее – тянет уже не ногами по грязи топать, а лицом по ней водить. Новые ощущения, понимаешь!.. Жажда их, привычка искать их в такие дебри заводит, что выбраться или докричаться до кого-нибудь потом нет никакой возможности.
Чувство стыда после срыва настойчиво подсказывало в общину больше не ездить. Как людям в глаза смотреть? А там, глядишь, они «разбор полетов» твоих устроят… Приятного, в любом случае, мало. Но засунул тогда свою гордость, что называется, в портмоне и поехал. Колкий, ощетинившийся, разбалансированный – но поехал.
Отчитывать меня, как оказалось, никто и не думал. Более того, мой случай срыва – эпизод далеко не «из ряда вон», можно сказать, детский сад по сравнению с теми, о которых довелось услышать в общине. Происходило так, что люди воцерковленные, православные, несколько лет в трезвости жили – и срывались. На пустяках, казалось, на мелочах. Но в них, как известно, и кроется дьявол, который всегда караулит свой момент. Многому научило и отношение общинников к тем, кто дал слабину – не как к предавшим других, а предавшему себя. То есть как к заблудившемуся. Главный посыл почти военный: если упал, то встань, отряхнись и двигайся вперед.
После этого желание вновь разочаровывать общинников отпало напрочь. Такие уроки трезвости приводят в чувство даже онемевшую от допинга совесть. Но об этом – в следующий раз.
Никита Вятчанин
Услышав призыв Господа не тратить понапрасну время жизни, а готовиться к встрече с Ним (см. Мф. 24, 44), мы воодушевляемся на благой путь, стараемся жить по заповедям, горим желанием претерпеть все, что посылается в нашей земной жизни, по примеру Его святых, чтобы обрести единую с Богом жизнь и ныне, и в вечности. Но, как правило, при первом преткновении мы падаем, теряем мужество и унываем от бессилия, ропщем на людей и обстоятельства.
Если верующий человек старается пребывать в молитве, просит у Бога помощи, чтобы с душевным спокойствием встретить все, что принесет ему наступающий день, то со временем он приходит к полному самоотречению, предает себя на волю Божию и все жизненные ситуации воспринимает с благодарностью, как посылаемые Богом для очищения и укрепления его души.
Святые владели этими навыками и умели благодарить Бога за любые условия жизни, за все непредвиденные скорбные случаи. Один из вселенских учителей, святитель Иоанн Златоуст, был оклеветан и изгнан из Константинополя в ссылку. Больной и измученный, он непрестанно благодарил Господа. Когда пришло повеление о переводе его в другое, еще более дальнее место ссылки, он был уже при смерти. Но изнемогающего узника не положили на телегу, а посадили на коня (был императорский приказ создать ему максимально тяжелые условия передвижения) и под конвоем отправили на окраину империи.
Святитель понимал: ему не пережить эту дорогу. Как только на пути показался храм, он попросил у стражников разрешения помолиться в нем и причаститься. Самостоятельно идти он уже не мог, и воинам пришлось волочить его под руки. В храме святитель припал к престолу в горячей благодарственной молитве Богу за все Его великие благодеяния. «Слава Богу за все!» — таковы были последние слова святого Иоанна Златоуста. Он предстал перед Господом с душой, возмужавшей в земных скорбях.
Мы в большинстве своем не таковы. «Не дай мне забыть, что все ниспослано Тобой», — молимся мы, по примеру Оптинских старцев, каждый день, но в минуту испытания забываем эти слова. Например, человек, который минуту назад был весел и деятелен, после краткого разговора по телефону полностью меняет свое душевное расположение. Что-то ему не понравилось, или сказали ему нечто обидное, или отказали в его просьбе, и человека уже не узнать: он мрачен, погружен в себя, не в состоянии сосредоточиться на работе — его духовное равновесие нарушено.
Как же быть, если мы стараемся жить правильно, прилагаем к этому усилия, но не справляемся и падаем - унываем, легко сбиваемся с доброго пути? Оказывается, и за духовные преткновения надо благодарить Бога, осознавая, что у любого падения есть причина.
В сущности, падение — это отпадение человека от воли Божией, внутреннее движение или внешнее действие вопреки ей. Человеку известна воля Творца, выраженная в заповедях, а он метнулся в сторону, то есть пал, - поступил против совести или действовал по страсти, не захотел поступиться эгоистичными интересами. В духовном смысле падение означает устремление к смерти и распаду, какие бы привлекательные формы он ни принимал. Любая страсть — это и есть движение от нетленного Господа к тлению.
Если человек упал, да еще хорошенько ударился, у него возникает повод задуматься. Ведь можно думать, что ты ведешь духовную жизнь, а на самом деле иметь благочестие по образу фарисея — совершать подвиги «во имя свое», а не Божие. В таком случае человек мысленно включает разные счетчики, подсчитывает баллы и проценты: что доброго он сделал, и какое добро ему еще «не оплачено» Богом. Для такого «подвижника» падения, особенно грубые, полезны. Человек уступил страсти, увидел, что в один момент у него все «обнулилось», и понял, что он совершает подвиги не так, как должно, не с тем сердечным расположением, и нужно, наверное, поплакаться перед Господом, покаяться и начать снова, но уже по-другому.
Можно признать, что падения неизбежны. Увы, никому без них не прожить. Главное — каждый раз подниматься, если упал, «не залеживаться», пытаясь удобно устроиться на мусорном полигоне. Ибо длительное отпадение от Бога приведет к однозначно плохим результатам. В качестве примера можно привести воспоминание митрополита Питирима (Нечаева) из книги «Русь уходящая». Однажды Патриарх Алексий I был неприятно поражен, получив поздравительную телеграмму к пролетарскому празднику 1 мая, подписанную одним из архиереев. Про этого иерарха с осуждением говорили, что он идет «на поводу у властей», а власти в то время открыто преследовали Церковь и насаждали атеизм во всех сферах.
Впоследствии митрополит Питирим узнал от самого архиерея, что однажды тому пришлось пойти на компромисс. Тогда его вынудили обстоятельства, но впоследствии «он уже не мог выйти из порочного круга, и делал одну ошибку за другой». В результате, несмотря на свой сан, он окончательно запутался, стал запуганным человеком. А все потому, что легче катиться по наклонной плоскости, чем встать и вновь начать движение к Богу. Ведь для этого надо не только отказаться от своих ошибок и заблуждений, но порой и лишиться привычного образа жизни, уюта, покоя, почестей, к которым человек привык. Не каждый к этому готов...
Жизнь в миру полна суеты, и, чтобы хранить готовность к встрече с Господом, необходимо чередовать земные хлопоты с заботами о своей душе. Если мы чувствуем, что уходит благочестие, благоговение, значит, надо постараться внутренне остановиться и помолиться, почитать Евангелие, сделать то, что поможет восстановить внутреннюю устремленность к Богу. Правильное устроение разрушается не мирскими делами, а грехами.
Даже ведущие монашескую жизнь люди занимаются рукоделием, самообслуживанием. Монахи, хоть и приняли на себя ангельский чин, но пока еще ангелы земные и нуждаются в пище, одежде, отдыхе, тепле, защите от непогоды и так далее, над чем они ежедневно трудятся. Монастырский уклад чередует земные дела с духовными упражнениями, которым принадлежит безусловный приоритет. В идеале иноки обеспечивают себе лишь необходимый для проживания минимум, а все остальное время посвящают Богу.
Мирянам не всегда можно построить жизнь таким образом. Тем не менее, живя в мире суеты, надо стремиться к такому же чередованию, приучать себя регулярно обращаться к миру духовному. Поводом может послужить что угодно: начало дела или его окончание, приобретение или утрата, переживание искушения или радость и так далее. Главное, не откладывать духовную жизнь «на потом».
Опасная дьявольская уловка — мысль, что пока еще можно целиком и полностью заниматься земным. «Куплю квартиру, — думает человек, — выплачу кредит, поменяю машину, заработаю денег детям на образование и прочее, а потом, ближе к исходу, посвящу время небесному». В том-то и дело, что мы не знаем, в какой момент жизни нас настигнет этот исход: в юности, зрелости или в глубокой старости.
В любом возрасте надо рассудительно использовать все имеющиеся силы и представляющиеся возможности, чтобы строить свою духовную жизнь, не откладывать молитву, покаяние, богомыслие, исправление своей души на неопределенный срок. Святитель Иоанн Златоуст говорил по этому поводу: «Мы не властны в смерти — будем же властны в добродетели».
Повесть «Встань и иди» - история взаимоотношений отца и сына, от имени которого выступает рассказчик-автор. Разделенная на относительно короткие двадцать две главы, она честно рассказывает о сыновних чувствах, искренних и спонтанных, переходящих от обожания к жалости, от глубокой преданности к исполнению долга, от искренней любви к снисходительности и даже злобе. Благополучно сложившаяся судьба сына-писателя вступает в постоянное противоречие с судьбой отца-арестанта, отца-ссыльного, не имеющего приличного и постоянного места жительства.
Первые впечатления сына об отце - красивые отслужившие денежные знаки, связанные со словом «биржа», где работает отец, их дают играть детям. Потом у мальчика появляется впечатление, что его отец самый сильный, самый быстрый и самый находчивый. Это мнение поддерживается домашней легендой. В первую мировую отец заслужил два Георгиевских креста, ходил в штыковую атаку, заменил в бою убитого командира. Он был дерзок, его боялись поклонники матери. Он был победителем. Известная в Москве красивая женщина-писательница написала целую книгу о том, как она любила отца и как ревновала его к своей сестре, еще более известной и красивой женщине. Но вот однажды отца арестовывают, осуждают на три года «вольного» поселения в Сибири. Сын с матерью, оставшиеся почти без денег и без поддержки, как подарок воспринимают летнюю поездку к отцу в Иркутск.
Следующее место ссылки отца - Саратов, где сын чувствует себя счастливым, он начинает заниматься здесь коллекционированием бабочек и получает первый урок от ссыльного биолога, погасившего его неистовство собирательства, ставшее разрушительным началом его характера. Чуть повзрослев, он начинает коллекционировать карты и атласы. Все стены его комнаты увешаны картами земного шара и пяти материков, земной флоры и фауны. Вернувшийся наконец из ссылки отец рад встрече с изменившимся домом и семьей, но вынужден уехать на жительство в поселок Бакшеево, центр, обслуживающий Шатурскую электростанцию. Однако и здесь в период майской предпраздничной чистки 1937 г. отца арестовывают, обвинив в поджоге торфяных разработок. Не помогает и доказанный факт, что во время пожара он находился в Москве.
В 40-м г. в исправительно-трудовом лагере происходит новая встрече сына с отцом. Это один из самых счастливых дней, прожитых ими вместе. Во время пирушки в холодном бараке сын чувствует себя добрым и героическим, с ним раскланиваются начальники и заключенные, симпатичные люди и мерзавцы. Все смотрят на него с восторгом и надеждой, как будто он наделен какой-то властью, и «власть эта несомненно от литературы», от тиражированного печатного слова. «А ты выглядишь настоящим мужчиной, - говорит отец. - Это самая прекрасная пора, молодость куда лучше отрочества и юности». После войны отец живет в Рохме, в забытой Богом глуши. Он худ, кожа да кости, обтянутые желтоватой кожей, лоб, скулы, челюсти, нос и какие-то костяные бугры около ушей, которые бывают лишь у умерших от голода. На нем ботинки, скроенные из автомобильных покрышек, штаны из мешковины с двумя синими заплатами на коленях и застиранная рубаха. Расфранченный сын, ставший богатым писателем, женатый на дочери советского вельможи, испытывает к отцу чувство глубокой жалости, смешанное с гадливостью. «Я ощутил прикосновение, вернее, тень прикосновения на своем колене. Опустил глаза и увидел что-то желтое, пятнистое, медленно, с робкой лаской ползущее по моей ноге. Какие-то косточки, стянутые темной, черно-желтой перепонкой, лягушачья лапка, и эта лягушачья лапка была рукой отца!» Грустно и тяжко видеть сыну отца на предельной стадии физиологической униженности. Но при всем этом отец, как человек, обладающий гордостью, рассказывает сыну о прошедших годах горя и унижений очень скупо, не жалуясь, не возмущаясь, возможно, потому, что хотел пощадить сына, который молод и которому еще жить и жить.
В Рохме отец снова работает в плановом отделе с арифмометром в руках, но уже без прежнего блеска, часто морща лоб, видимо забывая какую-то цифру. Он по-прежнему добросовестен, но сотрудники не понимают его и часто унижают. Сына угнетает бесперспективность судьбы отца. Но вот наконец отец получает возможность приехать в Москву, войти в старую знакомую квартиру, принять ванну, сесть вместе с родными за стол. Близкие прячут отца от друзей и знакомых, для чего часто просят его выйти в коридор, оставаться в темной комнате или в уборной.
Возвращение в Москву было не таким, каким оно виделось отцу. Его поколение сильно поредело, кто пропал в ссылке, кто погиб на войне. Уцелевшие могикане - люди старомодно-порядочные, отец встречается с ними, но с первых же попыток отказывается от возобновления былых связей. Безнадежно постаревшие, ни в чем не преуспевшие, задавленные страхом люди ему неинтересны.
Незадолго до смерти помолодевший, как будто обретший свою прежнюю уверенность, отец приезжает в Москву и как бы заново с ней знакомится: столько изменилось вокруг. Но, уехав в Рохму, он заболевает и уже больше не встает. Сыну так и не удалось вернуть его в лоно семьи.