Развитие внутрисемейных отношений в период Российской империи: дворянская семья

Дворянская семья

Среди дворянства рано утвердилось правило женатым детям жить отдельно от родителей, благодаря чему среди них уже в XVIII в. безраздельно преобладала малая семья. Это объяснялось сначала обязательностью (до 1762 г.), а затем необходимостью государственной службы для всех совершеннолетних мужчин. Но внутрисемейные отношения как в составных, так и в малых дворянских семьях строились на тех же принципах: на иерархизме, всевластии главы семьи, на зависимости функций, прав и обязанностей члена семьи от пола и возраста, на господстве общих семейных интересов над индивидуальными, на приоритете роли, которую играет человек в семье и обществе, на слабой автономии семьи от общества и на огромном значении общественного мнения для семьи. Дети подчинялись родителям, жены -- мужьям. Это казалось необходимой и незыблемой основой общественного порядка. Известный русский историк XVIII в. И. Н. Болтин писал в 1788 г.: «Природа учинила жену, подвластную мужу. Давши жене равные права правам мужним в противность законов природы, превращается домашнее устройство в нестроение, тишина и спокойствие -- в молву и мятеж. <...> Хотеть сделать мужа и жену равными есть противоборствие порядку и природе, есть буйство, бесчиние, безобразие. <...> Государственная польза требует, чтобы жена была подчинена мужу; требует того польза сочетавшихся и польза их детей и домашних».

В дворянских, как и в крестьянских, мещанских и купеческих, семьях, а также в школах преобладало суровое отношение к детям, в большой чести были физические наказания. Подобное отношение к детям в период их воспитания и обучения в лучших сочинениях XVIII в. оправдывалось тем, что «детская натура по существу зла и что необходима усиленная борьба с заложенными в душе ребенка зачатками пороков», что дети, воспитанные в строгости, «более наклонны будут к добру». «Отец мой чрезвычайно был к детям своим строг и взыскателен, и я в жизнь свою ничего так не боялся, как гнева отца моего», -- засвидетельствовал В. Н. Геттун (1771--1848), родившийся на Украине в семье помещика и ставший впоследствии крупным чиновником. В воспитании «главным принципом было держать детей в черном теле», подтверждает Е. А. Сабанеева (1829--1889), выросшая в помещичьей семье среднего достатка. Известный писатель граф В. А. Соллогуб (1813--1882), вспоминая свое детство в богатой дворянской семье, говорит о том, что «в то время любви детям не пересаливали. <...> Их держали в духе подобострастия, чуть ли не крепостного права, и они чувствовали, что созданы для родителей, а не родители для них». Разумеется, в каждой семье дети росли и воспитывались по-разному, так, как казалось правильным их родителям. Существовали семьи, где детей баловали, предоставляя им большую свободу, но они были немночисленны -- общий дух времени откладывал свою печать на обращение с детьми в большинстве семей. Сказанное о трудном детстве в дворянских семьях как будто противоречит хорошо известным классическим художественным произведениям, имеющим автобиографический характер, таким как «Детство» Л. Н. Толстого (1852), «Детские годы Багрова внука» С. Аксакова (1856) и др. Но, как показал американский историк А. Уачтел, это были псевдоавтобиографии, в которых отражено не столько истинное положение детей, сколько дворянский миф о прошедшем золотом веке, когда все было прекрасно.

Телесные наказания применялись к детям и в дворянских семьях, преимущественно к мальчикам, но более всего в школах. Начиная с XVII в. и до 1860-х гг. телесные наказания считались главным воспитательным средством. О жестоких телесных наказаниях в Морском кадетском корпусе в конце XVIII--начале XIX в. пишет в своих воспоминаниях декабрист В. И. Штейнгейль: «Способ исправления состоял в истинном тиранстве. Капитаны, казалось, хвастались друг перед другом, кто из них бесчеловечнее и безжалостнее сечет кадет. Каждую субботу подавались ленивые сотнями, и в дежурной комнате целый день вопль не прекращался. Один прием наказания приводил сердца несчастных детей в трепет. Подавалась скамейка, на которую двое дюжих барабанщиков растягивали виновного и держали за руки и за ноги, а двое со сторон изо всей силы били розгами, так что кровь текла ручьями и тело раздиралось в куски. Нередко отсчитывали до 600 ударов и более, до того, что несчастного мученика относили прямо в лазарет». В лучшей школе Петербурга 1830-х гг. -- Аннинском училище «кроме многих легких наказаний за леность и шалости, -- вспоминал его ученик В. Я. Стоюнин, -- пользовались и другими, более чувствительными -- обыкновенным сечением, карцером и сечением по ладоням. К двум первым прибегали редко, зато последнее было почти в ежедневном ходу». О широкой распространенности телесных наказаний говорят следующие данные. В 1858 г. в 11 гимназиях Киевского учебного округа из 4109 учеников телесному наказанию подвергся 551, или 13%, в одной гимназии -- даже 48% учеников.

Между матерями и дочерьми и между отцами и сыновьями было мало истинной любви и эмоциональной привязанности, преобладали отношения идентификации и руководства. В идеале -- брак по любви, в жизни -- по указанию родителей, которые, однако, принимали во внимание прежде всего семейные интересы и материальные выгоды и во вторую очередь -- склонности детей. В некоторых, в том числе переводных с французского языка, руководствах для женщин, которым русские дамы особенно доверяли, рекомендовалось: «...девица, желающая быть супругой, не должна опираться на столь слабый тростник, как страсть, любовь, отвергающую всякий порядок, обещающую земной рай своим слепым последователям». На первом месте при заключении брака находились не чувства или даже не интересы жениха и невесты, а интересы двух семей, поскольку брак являлся соглашением не двух человек --жениха и невесты, а двух семей, двух родов. Такой подход к браку был типичным для дворян, начиная от бедных и кончая титулованными и императорскими особами.

Но указ Петра I о запрещении принуждать к вступлению в брак тем не менее соблюдался. У детей спрашивали согласия и приватно, и публично и, как правило, его получали. А. Т. Болотов в подробностях описывает в своих мемуарах сватовство, помолвку и свадьбу своей дочери в 1793 г. Он и его жена два дня добивались согласия дочери на очень перспективный с точки зрения фамильных связей и материальных выгод брак, так как «не хотели ее неволить». Но что могла ответить девушка, если с женихом не была знакома, а лишь несколько раз его видела? Естественно, дочь ориентировалась на мнение родителей. В первый день, по словам Болотова, «дочь не имела от жениха отвращения и почти выттить (выйти замуж. -- Б. М.) за него согласилась». На второй день «наконец, сочтя, что по стечению всех обстоятельств оказывалось, что была на сие воля Господня, и предавшись на Его святой произвол, решилась она изъявить свое согласие и дала слово». О формальном соблюдении требования согласия жениха и невесты на вступление в брак писали и юристы, указывая многочисленные способы, которыми пользовались родители при давлении на детей.

При добровольно-принудительном характере заключения браков отношения супругов лишались любви и сильной привязанности, были слабо эмоционально окрашены. Применительно к XVI--XVII вв. американская исследовательница Е. Левин считает, что понятия любви и эмоциональной привязанности между супругами были чужды русским в то время (надо за метить: западным людям -- почти в той же мере). Сам Болотов был жертвой такого брака, но все его дети в матримониальных делах пошли по стопам родителя. Он жаловался в своих записка х, что после его свадьбы в 1765 г. «свычка наша (с женой. -- Б. М.) шла очень медленными стопами <...> Но что всего важнее, то к самому себе не мог я от ней (иметь. -- Б. М.) ни малейших взаимных ласк и приветливости». Его надежда найти в жене человека, с которым бы он мог «разделять все свои душевные чувствования и все радости и утехи в жизни, сообщать обо всем свои мысли, заботы и попечения, пользоваться советами и утешениями», не сбылась. Такого человека он, однако, нашел в своей матери. И это было общим правилом. Женщина, не имевшая глубокой эмоциональной привязанности к своему мужу, находила ей компенсацию в любви к сыновьям, но не к дочерям, которых она была обязана наставлять, учить, но не любить. Такие же отношения были характерны и для русских императорских семей.

Возможно, мужчины, которым позволяли средства, находили выход в бигамии, другие -- в интимных связях со своими крепостными девушками, что, несмотря на запрещение закона, было довольно распространено. Некоторые помещики не довольствовались одной любовницей и заводили целые гаремы.

Отсутствию глубоких эмоциональных привязанностей между родителями и детьми способствовали способы воспитания и образования дворянских детей. В зажиточных семьях сразу после рождения ребенок переходил на попечение кормилицы и нянек. С 5--7 лет к нему приставляли домашних учителей и гувернеров. Затем он поступал в какое-нибудь учебное заведение, по окончании которого мужчины шли на службу, а женщины выходили за муж. В бедных дворянских семьях до поступления в учебное заведение воспитанием и образованием занимались сами родители. Для дворян в XVIII в., так же как для крестьян, мещан и купцов, самостоятельная жизнь начиналась рано. Как правило, всякое учение заканчивалось к 16 годам, если образование продолжалось за границей, -- к 18--20 годам. С этого возраста молодые люди вступали на поприще, какое кому предназначалось по положению и образованию, -- военное, гражданское, придворное. «В 15 лет уже оканчивалось воспитание мальчиков, -- писал крупный чиновник Ф. Ф. Вигель (1786--1856). -- Полагали, что они уже всему выучены, и спешили их отдать в службу, чтобы они ранее могли выйти в чины». Гражданская служба могла начинаться еще раньше -- с 13--14 и даже с 10 лет. Дети бедных дворян и чиновников нередко были вынуждены заниматься какой-нибудь канцелярской работой с детского возраста. Эта традиция XVII в. просуществовала до начала XIX в., постепенно отмирая по мере повышения требований к служебной годности чиновников. Но 16--18 лет считались нормальным возрастом для начала службы и в первой половине XVIII в.

Зависимость детей от родителей и значение родственных, фамильных связей имели столь большое значение, что даже после женитьбы взрослые дети, которые, как правило, жили отдельно от родителей, обязаны были считаться с их мнением, принимать важные решения после совета с ними, демонстрировать им свою любовь, преданность и покорность. Таковы были правила, и нарушение их влекло за собой потерю доброго имени в обществе и лишение наследства, которое при нормальных обстоятельствах переходило к женщинам после смерти матери, к мужчинам -- после смерти отца, но в конечном счете зависело от завещания.

Как видим, дворянская семья строилась на тех же принципах, что и семьи крестьян и торгово-промышленного населения города. Она так же была интегрирована в дворянскую корпорацию, как крестьянская семья -- в общину, мещанская -- в мещанское, купеческая -- в купеческое общество. Но между дворянской семьей и семьями простого народа существовали различия. Господство главы семьи в дворянских семьях носило утонченный, просвещенный характер. Детей физически наказывали, но не столь сильно, как в крестьянских или мещанских семьях. Однако как просвещенный абсолютизм не переставал быть абсолютизмом, так и просвещенный авторитаризм оставался авторитаризмом. Известный юрист М. А. Филиппов считал, что положение женщин и детей в семьях привилегированных сословий ничем практически не отличалось от положения крепостных: во всех важных вопросах они должны были получать согласие-благословение главы семьи. Лишь в семьях, где женщины имели значительную собственность и в материальном отношении были абсолютно независимы от своих мужей, они имели самостоятельность. Но это были немногочисленные семьи богатых и знатных фамилий.

Второй существенной особенностью дворянских семей являлось то, что в течение XVIII в. дворянство постепенно отказывалось от традиционных русских обрядов и принимало европейские ритуалы семейной жизни. Возьмем, к примеру, свадьбу. Известный бытописатель А. Терещенко заметил в 1848 г.: «Обряд свадеб боярских, дворян и простого звания был весьма долгое время единообразно общий и отличался только пышностью». Но начиная с царствования Петра I обряды стали быстро европеизироваться. «В царствование Елизаветы изменились свадьбы еще более, а ныне дворянство и простое сословие отправляет их совершенно отдельно (по -разному. -- Б. М). Дворянство, особенно живущее в столицах, в больших городах, заимствуя иностранные обыкновения, отчуждалось от отечественных <...> Венчание сопровождается пышным поездом, а свадьба заменяется нередко бальною музыкою и роскошным вечерним угощением <...> Вообще едва остались следы прежних свадеб между дворянством, и должно сказать к чести купеческого сословия, особенно простого, что оно бережет еще предания старины». Однако случилось это далеко не сразу. В 1760-е гг. в дворянских семьях еще практиковался обычай публичной проверки целомудрия невесты путем демонстрации простыни. После застолья молодые удалялись, а гости дожидались свидетельства целомудрия, чтобы поздравить невесту и ее родственников. «Сие обыкновение почиталось так свято, -- свидетельствовал А. Т. Болотов, -- что и помыслить было невозможно о преступлении оного».

Во второй четверти XIX в. русское образованное общество захватили идеи просвещения и романтизма, которые поднимали значение личности, женщины, любви, детей в жизни человека. Тогда же появились журналы для женщин, и вопрос о женской эмансипации впервые стал предметом внимания русского общественного мнения. Под влиянием новых идей внутрисемейные отношения в дворянских семьях мало-помалу начали гуманизироваться. По свидетельству Е. П. Яньковой (1768--1861) -- представительницы богатого и культурного дворянства, отношения между родителями и детьми в 1850-е гг. решительно отличались от того, что было в конце XVIII--начале XIX в. «В то время дети не бывали при родителях неотлучно, как теперь, и не смели прийти, когда вздумается, а приходили поутру поздороваться, к обеду, к чаю и к ужину или когда позовут за чем -нибудь. Отношения детей к родителям были совсем не такие, как теперь; мы не смели сказать: за что вы на меня сердитесь, а говорили: за что вы изволите гневаться <...> Мы наших родителей боялись, любили и почитали. Теперь дети отца и матери не боятся. В наше время никогда никому и в мысль не приходило, чтобы можно было ослушаться отца или мать и беспрекословно не исполнить, что приказано», дети не смели при родителях сесть без разрешения, отвечали не иначе, как стоя, и т. д. «Такого панибратства, как теперь, не было; и, право, лучше было, больше чтили старших, было больше порядка в семействах и благочестия <...> Теперь все переменилось». Особенно сильно изменились отношения между матерями и дочерьми. Лишенные возможности найти применение своим силам на общественном поприще, образованные дворянские женщины стали активно заниматься воспитанием и образованием своих дочерей, так как образование мальчиков по традиции было прерогативой отцов и выбранных последними домашних учителей и учебных заведений. Уже в середине XI X в. влияние матерей оказалось очень существенным: они поощряли дочерей к отходу от традиционно уготованной роли женщины, замкнутой в среде семейных отношений, пробуждали в них интерес к общественной и политической жизни, воспитывали в дочерях чувство личности, самостоятельности. Плоды такого воспитания сказались через 10--20 лет: русское революционное движение привлекло в свои ряды десятки женщин из привилегированного класса.

В пореформенное время процесс демократизации семейных отношений пошел значительно быстрее, так как получил поддержку в общественном мнении и в правительственной политике по женскому вопросу. Педагогическая наука, а вслед за ней и общественное мнение выступили реши - тельными поборниками партнерских, гуманных отношений между родителями и детьми. Ребенок больше не рассматривался как существо, наполненное злыми чувствами и помыслами, которые следовало вышибать из него строгим наказанием. Книга В. Н. Жук «Мать и дитя», посвященная пропаганде новых отношений между родителями и детьми с первых лет жизни ребенка, в течение 1880--1914 гг. выдержала 10 изданий. Большой популярностью пользовались книги Е. И. Конради и П. Ф. Каптерева,205 посвященные той же проблеме. Телесные наказания были запрещены в школе и вытеснялись из семьи. По мнению некоторых педагогов, в 1860--1870-е гг. родители в своем либерализме зашли так далеко, что забыли о всякой дисциплине.

«Прежде (в крепостное время. -- Б. М.) воспитывали только страхом. Служебные отношения низших к высшим, крепостных к господам, детей к родителям--все сдерживалось только страхом, боязнью прогневать власть имеющего и получить за это возмездие. Никто не думал, чтобы приучить ребенка или подчиненного исполнять свою обязанность из сознания долга, общественной необходимости, из уважения и любви к личности власть имеющего. Вселять страх было единственным стремлением начальства и родителей, чтобы сдерживать в узде детей и подчиненных, чтобы заставлять их повиноваться и выполнять обязанности. В освободительный период родители поняли, что страх плохой воспитатель, и гнушались внушать его своим детям. Многие не понимали в то время, что, изгоняя из воспитательной практики страх, необходимо ввести последовательную дисциплину и необходимо обращать особенное внимание на развитие в ребенке деликатности и уважения к близким».

В пореформенное время в педагогической науке и общественном мнении укрепилась идея, что между отношениями в семье и отношениями в обществе существует тесная связь и невозможно исправлять одно, не исправляя другого. «Семья есть микрокосм того общества, которое ее создало, и потому между обществом и семьей существует самая тесная солидарность, -- считал популярный в пореформенное время публицист Н. В. Шелгунов. -- Каждая семья настолько дурна или хороша, насколько дурно или хорошо создавшее ее общество. Созданная сама обществом, она в свою очередь воспитывает для него членов, и в этом заколдованном круге вращается воспитание». Отсюда большое внимание уделялось положению в семье не только детей, но и женщины, гармоническим отношениям между супругами. Изменяющийся менталитет образованного русского общества оказывал положительное влияние на демократизацию отношений в семье, на превращение патриархальных семей в эгалитарные, в которых отношения между супругами строятся на основе равенства. Подтверждение этому мы находим во многих мемуарах. «Прежнего страха перед отцом дети уже не испытывали, -- отмечала О. П. Верховская (1847--?). -- Никаких розог, никаких наказаний, а тем более истязаний не было и в помине. Очевидно, крепостная реформа оказала свое влияние и на воспитание детей».

Однако не следует преувеличивать степень демократизации отношений да же в семьях интеллигенции. Например, известная общественная деятельница конца XIX--начала XX в. А. К. Черткова (1859--1927) пишет в воспоминаниях о своих родителях: «Отец во всех своих вкусах, привычках, отношениях к людям, женщинам, детям скорее был азиат, чем европеец», он считал, что «девочек наказывать нельзя, а мальчиков нужно, иначе из них выходит „размазня": когда бьешь с умом, за дело, всегда впрок идет». Он признавался дочери, что когда служил офицером, то бил солдат «в морду». Утрата девственности до брака по-прежнему считалась предосудительной, и на этой почве совершались преступления. В 1880 г. петербуржец, занимавший значительный пост в страховом обществе, и его жена убили мужчину, соблазнившего последнюю в бытность ее гувернанткой. Мотив -- месть за утрату девственности. Известный художник К. Коровин (1861 -- 1939) рассказывает в своих воспоминаниях, как он с братьями побил свою сестру за «прелюбодеяние», и все знакомые и родственники были согласны с суровым наказанием, включая саму девушку. Патриархальные отношения доминировали и в императорских семьях. Например, Александр III был «суров по отношению к своим детям: решительно ни в чем не сносил ни малейшего противоречия». Вероятно, только в семье Николая II под влиянием его жены произошел переход к отношениям, «свойственным мещанскому немецкому семейству», хотя он и старался подражать своему отцу даже в житейских мелочах.

Весьма архаичная черта брачно-семейно-сексуальных отношений даже среди дворянства и интеллигенции заключалась в том, что они не рассматривались как личное дело каждого человека, а являлись отношениями публичными или общественными, что выражало глубокую преемственность с XVII в. Это хорошо видно из того факта, что адюльтер, кровосмешение, бисексуализм, неуважение к родителям, злоупотребление родительской властью, аборт и некоторые другие проступки или виды отклоняющегося поведения вплоть до 1917 г. рассматривались как уголовные преступления, т. е. как преступления против общества и общественного порядка, а не как частные дела. Таким образом, даже среди немногочисленной элиты русского общества брачно-семейные отношения вплоть до 1917 г. сохраняли многие черты традиционного семейного порядка. Русская художественная литера тура дает многочисленные примеры существования пережитков патриархально-авторитарных отношений в семьях дворян и интеллигенции в конце XIX--начале XX в.

Во второй половине XIX в. популярным сюжетом было сравнение положения женщины по закону и обычаю, т. е. в семьях городского сословия и дворян, с одной стороны, и в семьях крестьян -- с другой. Некоторые современники-юристы приходили к выводу, что обычай обеспечивал большие личные права крестьянке, чем закон -- горожанке. Среди историков мнения также разделились. В действительности все зависит от того, какой аспект иметь в виду. С точки зрения имущественных и наследственных прав, возможностей получения образования, защищенности от притеснений мужа преимущество было на стороне дворянок и женщин из городского сословия, с точки зрения права на работу крестьянки, как в значительной мере и мещанки, имели больше прав, но по необходимости это право являлось обязанностью работать и в доме, и в хозяйстве. Во внутрисемейных отношениях женщины из привилегированных слоев имели преимуществом более гуманное с ними обращение -- по крайней мере в прессе и литературе не слышно жалоб на избиение женщин мужьями как постоянном факте семейной жизни. Но женщины из высшего и среднего дворянства до середины XIX в. сравнительно мало общались со своими детьми и не наслаждались в полной мере радостями материнства; лишь во второй половине XIX--начале XX в. отчуждение между родителями и детьми постепенно исчезало; оно отчасти со хранилось только в очень богатых семьях. Напротив, воспитание детей до 7 лет у крестьян и городских сословий являлось обязанностью исключительно женщин. Но, по-видимому, обремененные тяжелой работой по хозяйству и большим количеством детей, женщины низших классов не испытывали особых радостей материнства.

Другой спорный вопрос состоял в оценке положения женщины в семье в России и западноевропейских странах. И здесь мнения разделились. Одни отдавали предпочтение законодательству и практике в России, другие -- на Западе. «Иностранцев всегда поражало то сравнительно более выгодное положение, в которое поставлена как законом, так и общими нравами и обычаями русская женщина, несмотря на общую отсталость нашего законодательства в деле гарантий личных прав граждан», -- отмечал известный юрист И. Г. Оршанский. Если разделить вопрос о правовом положении женщины на отдельные аспекты, то оказывается, что в XIX--начале XX в. русские женщины перед западноевропейскими имели единственное преимущество в правах собственности и наследования.

Список использованной литературы

дворянский семья брак

1. Миронов Б. Н. - Социальная история России периода империи (XVIII--начало XX в.) В 2 Т. - 2003. Т 1.

Реформы Петра I положили начало новому периоду в развитии семейного права. Прежде всего, усиливается роль светского законодательства, в основном императорских указов, служащих для восполнения пробелов в каноническом праве.

Решающее значение стало придаваться добровольности вступления в брак. По указу Петра I, действовавшему, правда, непродолжительное время, родственники лиц, вступающих в брак, обязаны были приносить присягу в том, что не принуждали жениха и невесту к браку.

Это положение затем получило закрепление в Своде Законов Российской Империи. Статья 12 Законов гражданских указывала, что «брак не может быть законно совершен без добровольного и непринужденного согласия сочетающихся лиц». Указом 1722 г. было запрещено женить «дураков, которые ни в науку, ни в службу не годятся».

В 1721 г. православные христиане впервые получили в России возможность вступать в браки с христианами других конфессий. Это нововведение было связано с тем, что после войны России со Швецией Петр I хотел поселить пленных шведов в Сибири и привлечь их к ее освоению, дав им российское гражданство.

В 1810 г. Синод составил перечень запрещенных степеней родства. Согласно каноническим правилам запрещались браки восходящих, нисходящих родственников, а также боковых родственников до седьмой степени включительно. До такой же степени запрещались и браки между свойственниками. Светское законодательство распространило ограничения только до четвертой степени бокового родства и свойства. Препятствием к браку по-прежнему оставалось и духовное родство.

В 1744 г. Указом Синода были запрещены браки лиц старше 80 лет. «Брак от Бога установлен, - гласит Указ, - для продолжения рода человеческого, чего от имеющего за 80 надеяться весьма отчаянно». В 1830 г. повышается возраст для вступления в брак до 18 лет для мужчин и до 16 лет для женщин. Для вступления в брак необходимо было получить согласие родителей, независимо от возраста жениха и невесты (ст. 6 Законов гражданских). Брак, заключенный без согласия родителей, тем не менее, признавался действительным, но дети лишались права наследовать имущество родителей по закону, если родители их не простили. Лица, состоявшие на гражданской или военной службе, обязывались получить согласие на брак своего начальства (ст. 9 Законов гражданских). За брак, заключенный без такого разрешения, они подвергались дисциплинарному взысканию.

Развод в период империи становится все менее свободным. Развод по взаимному согласию прямо запрещается ст. 46 Законов гражданских. Поводами к разводу являлись:

· прелюбодеяние любого из супругов;

· двоебрачие;

· неспособность к брачному сожитию;

· безвестное отсутствие супруга свыше 5 лет, если оно не было вызвано виновным поведением оставшегося супруга;

· покушение на жизнь супруга;

Прелюбодеяние являлось одновременно уголовным преступлением и могло рассматриваться также уголовным судом по жалобе другого супруга.

Процедура развода в императорской России была очень сложной. Бракоразводный процесс осуществлялся судами Духовных консисторий. Сам процесс носил смешанный состязательно-розыскной характер. Решение выносилось на основании формальной оценки доказательств, т.е. решающее значение придавалось не убедительности доказательств для судей, а наличию строго определенных доказательств, которыми, например, при прелюбодеянии, являлись показания двух или трех свидетелей-очевидцев.

Брак между католиками был нерасторжим, дозволялась только сепарация - судебное разлучение супругов. Вступить в новый брак супруги, получившие решение о сепарации, не могли. Протестантская церковь допускала большую свободу разводов, в том числе и при «отвращении супруга к брачной жизни».

По иудейским религиозным законам муж мог развестись со своей женой при наличии любой серьезной причины. Жена же имела право требовать развода только в строго определенных случаях.

Личные права и обязанности супругов в период империи также претерпели существенные изменения. Прежде всего, с восприятием европейских форм жизни изменилось само положение женщин в обществе. Власть мужа, формально сохранившаяся до 1917 г., приобретает более цивилизованные формы. С 1845 г. муж не вправе подвергнуть жену физическому наказанию. Насильственное пострижение в монахини также становится невозможным.

Место жительства супругов определялось по месту жительства мужа. Жена обязана была следовать за ним, в противном случае она могла быть водворена в дом мужа принудительно. Только ссылка мужа освобождала жену от этой обязанности.

Особенно негативным было отношение законодателей к введению гражданского брака. Гражданский брак не только не допускался в самой Российской Империи, Россия так никогда формально и не признала гражданские браки, заключенные в странах, где они существовали. В 1902 г. Россия отказалась подписать Гаагскую конвенцию, так как она предусматривала взаимное признание браков, заключенных в иностранных государствах по их законам.

Единственной уступкой стало разрешение раскольникам заключать гражданские браки, подлежавшие регистрации в полицейском управлении.

В петровские времена смягчается власть родителей над детьми: родители уже не вправе насильственно венчать своих детей или отдавать их в монастырь.

Право родителей применять физические наказания в отношении детей так и не было отменено в дореволюционной России. Начиная с XVIII в. оно постепенно стало ограничиваться запретом калечить и ранить детей, а также ответственностью за доведение их до самоубийства.

Родители по-прежнему могли использовать и публично-правовые меры против непокорных детей. Уложение о наказаниях (ст. 1593) разрешало по требованию родителей заключать детей в тюрьму на срок от трех до четырех месяцев за неповиновение родителям или развратную жизнь. В XIX в. такая мера стала настолько противоречить существующим в то время в обществе представлениям, что губернаторы, к которым родители все еще изредка обращались с подобными требованиями, отказывались ее осуществлять.

В Своде Законов (ст. 161 Законов гражданских) было записано, что «власть родителей простирается на детей обоего пола и всякого возраста с различием в пределах, законом для сего поставляемых». Родительская власть несколько ограничивалась с поступлением сыновей на службу и выходом дочерей замуж, поскольку дочь не могла одновременно находиться под неограниченной властью мужа и родителей.

Лишения родительских прав российское законодательство того времени не знало, за исключением одного случая: православные родители могли быть лишены родительских прав, если они воспитывали своих детей в иной вере.

Формальное существование столь сильной родительской власти постепенно все более перестает соответствовать общественным представлениям. Это положение прекрасно охарактеризовал Г.Ф. Шершеневич. «Объектом права личной власти, - писал он, - является само подвластное лицо, а не какие-либо действия с его стороны. Однако в настоящее время, с признанием личности за каждым человеком, эти права попадают в безвыходное противоречие с нормами, охраняющими свободу каждого лица... Отсюда обнаруживается теоретическая несостоятельность этих прав и практическая их неосуществимость».

В XVIII в. незаконнорожденные дети следовали состоянию матери, но дети дворянок не получали дворянства, хотя нередко оно им жаловалось императорским указом. Отец обязан был только содержать незаконнорожденного ребенка и его мать, но это содержание рассматривалось не как алименты, а в качестве возмещения вреда.

Узаконение детей в XVIII в. осуществлялось только по высочайшему повелению, каждый раз в индивидуальном порядке. В XIX в. правила об узаконении менялись чрезвычайно часто. В царствование Александра I стало разрешаться узаконение детей, рожденных до брака, в случае вступления их родителей в брак между собой. Это правило не распространялось на детей, рожденных от прелюбодеяния. При Николае II издается высочайшее повеление, запрещающее такое узаконение. При Александре II оно опять разрешается.

Усыновление в России традиционно разрешалось свободно всем сословиям, кроме дворян, которые могли усыновлять лишь при отсутствии нисходящих и боковых родственников той же фамилии. Усыновление допускалось только в отношении родственников, но не чужих детей. Усыновление дворянами каждый раз оформлялось индивидуальным актом императора.

Крестьяне могли усыновлять путем приписки ребенка к своему семейству, но право на надел он приобретал только в том случае, если усыновление было произведено с разрешения общины.

: Предлагаю: речевой этикет в Российской империи начала ХХ века в быту и армии. От дворника до императора. Читаем книжки, смотрим кино и сериалы, ходим в театры… Сталкиваемся с «вашим превосхожительством» и «вашим сиятельством». Однако чётких канонов, подробно регламентирующих нормы обращения, трудно найти, а те работы, которые есть — фрагментарны и малопригодны. Как темка?

Слово «этикет» ввел в обиход французский король Людовик XIV в XVII веке. На одном из пышных приемов у этого монарха приглашенным были вручены карточки с правилами поведения, которые должны соблюдать гости. От французского названия карточек — «этикеток» — и произошло понятие «этикет» — воспитанность, хорошие манеры, умение вести себя в обществе. При дворах европейских монархов строго соблюдался придворный этикет, исполнение которого требовало как от августейших лиц, так и от окружения выполнения жестко регламентированных правил и норм поведения, иногда доходивших до абсурда. Так, например, испанский король Филипп III предпочел сгореть у своего камина (у него вспыхнули кружева), чем самому гасить огонь (ответственный за церемониал придворного огня отлучился).

Речевой этикет – «национально специфичные правила речевого поведения, реализующиеся в системе устойчивых формул и выражений в принятых и предписываемых обществом ситуациях «вежливого» контакта с собеседником. Такими ситуациями являются: обращение к собеседнику и привлечение его внимания, приветствие, знакомство, прощание, извинение, благодарность и т.д.» (Русский язык. Энциклопедия).

Таким образом, речевой этикет представляет собой нормы социальной адаптации людей друг к другу, он призван помочь организовать эффективное взаимодействие, сдерживать агрессию (как свою, так и чужую), служить средством создания образа «своего» в данной культуре, в данной ситуации.

Речевой этикет в узком смысле понимания этого термина используется в этикетных ситуациях общения при выполнении определенных этикетных действий. Эти действия могут иметь значение побуждения (просьба, совет, предложение, команда, приказ, требование), реагирования (реактивные речевые акты: согласие, несогласие, возражение, отказ, разрешение), социального контактирования в условия установления контакта (извинение, благодарность, поздравление), его продолжения и завершения.

Соответственно, основными этикетными жанрами являются: приветствие, прощание, извинение, благодарность, поздравление, просьба, утешение, отказ, возражение… Речевой этикет распространяется на устное и письменное общение.

При этом для каждого речевого жанра речевого этикета характерно богатство синонимичных формул, выбор которых определяется сферой общения, особенностями коммуникативной ситуации и характером взаимоотношений общающихся. Например, в ситуации приветствия: Здравствуйте! Доброе утро! Добрый день! Добрый вечер! (Очень) рад Вас приветствовать (видеть)! Разрешите Вас поприветствовать! Добро пожаловать! Мое почтение! Привет! Какая встреча! Ну и встреча! Кого я вижу! и др.

Таким образом, приветствие помогает не только выполнить соответствующее этикетное речевое действие при встрече, но и задать некую рамку общения, сигнализировать об официальных (Разрешите Вас поприветствовать! ) или неофициальных (Привет! Какая встреча! ) отношениях, задать некую тональность, например, шутливую, если молодой человек на приветствие ответит: Мое почтение! и т.д. Аналогичным образом распределяются по сфере их использования и остальные этикетные формулы.

Обращение (устно или письменно) к лицам, имеющим чины, было строго регламентировано и называлось титулом.Эти приторные словеса должны были знать все холопы, как «ОТЧЕ НАШ». ИНАЧЕ МОГЛИ БЫТЬ КРУПНЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ!!!

Подданные русского государя непременно наказывались за прописки царского титула. И так же мера наказания зависела от серьезности проступка. Наказание по данному вопросу - являлось прерогативой высшей власти. Мера наказания фиксировалась либо в царском именном указе, либо в царском указе с боярским приговором. Наиболее распространенными наказаниями были битье кнутом или батогами, тюремное заключение на незначительный срок. Непременному наказанию подвергался не только факт искажения титула русского государя, но и применение одной или нескольких его формул к лицу, не обладавшему царским достоинством. Даже в иносказательном смысле подданным московского государя запрещалось употреблять по отношению друг к другу слова «царь», «величество» и пр. Если же такой факт имел место, он служил поводом для начала розыскной операции, ставился на контроль высшей власти. Показательный пример - «Именной царский указ «Об урезании языка Проньке Козулину, если по розыску окажется, что он называл Демку Прокофьева царем Ивашки Татариинова». Можно сказать, что в рассматриваемый период посягательство на царский титул было фактически приравнено к посягательству на государя.

Дворянский этикет .

Использовались такие формулы титулования: уважительным и официальным обращением было «милостивый государь, милостивая государыня». Так обращались к незнакомым людям, либо при внезапном охлаждении или обострении отношений. Кроме того, с таких обращений начинались все служебные документы.

Затем первый слог был отброшен, и появились слова «сударь, сударыня» . Так стали обращаться к людям имущим и образованным, как правило, незнакомым.

В служебной среде (гражданской и военной) существовали такие правила обращения: от младшего по чину и званию требовалось обращение к старшему по титулу – от «Вашего благородия» до «Вашего высокопревосходительства»; к особам царской фамилии – «Ваше высочество» и «Ваше величество»; к императору и его жене обращались «Ваше императорское величество»; великие князья (близкие родственники императора и его жены) титуловались «императорским высочеством».

Часто прилагательное «императорское» опускалось, и при общении использовали только слова «величество» и «высочество» («К его величеству с поручением…»).

Князья, не принадлежавшие к царствующему дому, и графы со своими женами и незамужними дочерями, титуловались «Ваше сиятельство», светлейшие князья – «Ваша светлость».

Вышестоящие по службе обращались к подчиненным со словом «господин» с добавлением фамилии либо чина (должности). Люди, равные по титулу, обращались друг к другу без формулы титулования (например, «Послушай, граф…».

Простолюдины, которые не знали чинов и знаков различия, использовали такие обращения, как барин, барыня, батюшка, матушка, сударь, сударыня, к девицам – барышня. А наиболее почтительной формой обращения к барину, независимо от его чина, было «Ваше благородие».

Воинский этикет . Система обращений соответствовала системе воинских званий. Полным генералам положено говорить Ваше Высокопревосходительство, генерал-лейтенантам и генерал-майорам - Ваше Превосходительство. Начальников и старших из штаб- и обер-офицеров офицеры, подпрапорщики и кандидаты на классную должность называют по чину, прибавляя слово господин, например господин капитан, господин полковник, прочие нижние чины титулуют штаб-офицеров и капитанов - Ваше Высокоблагородие, остальных обер-офицеров - Ваше благородие (имеющих графский или княжеский титул - Ваше Сиятельство).

Департаментский этикет использовал в значительной мере ту же систему обращений, что и воинский.

В русском государстве в XVI — XVII веках существовала практика ведения «чинов» — разрядных книг, в которые ежегодно заносились записи о состоявшихся назначениях служилых людей на высшие военные и государственные должности и о царских поручениях отдельным должностным лицам.

Первая разрядная книга была составлена в 1556 г. при Иване Грозном и охватывала все назначения за 80 лет с 1475 г. (начиная с княжения Ивана III). Книга велась в Разрядном приказе. В приказе Большого дворца параллельно велась книга «дворцовых разрядов», в которую заносились «повседневные записи» о назначениях и поручениях в придворных службах служилых людей. Разрядные книги были отменены при Петре I, который ввел единую систему чинов, закрепленную Табелем о рангах 1722 г.

«Табель о рангах всех чинов воинских, статских и придворных» - закон о порядке государственной службы в Российской империи (соотношение чинов по старшинству, последовательность чинопроизводства). Утверждена 24 января (4 февраля) 1722 императором Петром I, просуществовала с многочисленными изменениями вплоть до революции 1917 года.

Цитата: «Табель о рангах всех чинов, воинских, статских и придворных, которые в котором классе чины; и которые в одном классе» - Пётр I 24 января 1722 г.

В Табели о рангах устанавливались чины 14 классов, каждому из которых соответствовала определенная должность на военной, морской, гражданской или придворной службе.

В русском языке термин «чин» означает степень отличия, ранг, звание, разряд, категорию, класс. Декретом советской власти от 16 декабря 1917 г. все ранги, классные чины и звания были упразднены. В наши дни термин «ранг» сохранился в Военно-морском флоте России (капитан 1-го, 2-го, 3-го ранга), в иерархии дипломатов и служащих ряда других ведомств.

При обращении к лицам, имевшим те или иные чины «Табели о рангах», лица равные по чину или нижестоящие были обязаны употреблять следующие титулы (в зависимости от класса):

«ВАШЕ ВЫСОКОПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО» - к лицам в чинах 1 и 2 классов;

«ВАШЕ ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО» - к лицам в чинах 3 и 4 классов;

«ВАШЕ ВЫСОКОРОДИЕ» - к лицам в чинах 5 класса;

«ВАШЕ ВЫСОКОБЛАГОРОДИЕ» - к лицам в чинах 6–8 классов;

«ВАШЕ БЛАГОРОДИЕ» - к лицам в чинах 9–14 классов.

Кроме того, в России существовали титулы, употреблявшиеся при обращении к членам Императорского дома Романовых и лицам дворянского происхождения:

«ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО» - к императору, императрице и вдовствующей императрице;

«ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЫСОЧЕСТВО» - к великим князьям (детям и внукам императора, а в 1797–1886 гг. и правнукам и праправнукам императора);

«ВАШЕ ВЫСОЧЕСТВО» - к князьям императорской крови;

«ВАША СВЕТЛОСТЬ» - к младшим детям правнуков императора и их мужским потомкам, а также к светлейшим князьям по пожалованию;

«ВАШЕ СИЯТЕЛЬСТВО» - к князьям, графам, герцогам и баронам;

«ВАШЕ БЛАГОРОДИЕ» - ко всем остальным дворянам.

При обращении к духовным лицам в России употреблялись следующие титулы:

«ВАШЕ ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕНСТВО» - к митрополитам и архиепископам;

«ВАШЕ ПРЕОСВЯЩЕНСТВО» - к епископам;

«ВАШЕ ВЫСОКОПРЕПОДОБИЕ» - к архимандритам и игуменам монастырей, протоиереям и иереям;

«ВАШЕ ПРЕПОДОБИЕ» - к протодиаконам и диаконам.

В случае назначения чиновника на должность, класс который был выше его чина, он пользовался общим титулом по должности (напр., губернский предводитель дворянства пользовался титулом III-IV классов — «ваше превосходительство», даже если по чину или по происхождению имел титул «ваше благородие»). При письменном офиц. обращении низших должностных лиц к высшим назывались оба титула, причем частный употреблялся и по должности, и по чину и следовал за общим титулом (напр., «его превосходительству товарищу министра финансов тайному советнику»). С сер. 19 в. частный титул по чину и фамилия стали опускаться. При аналогичном обращении к низшему должностному лицу сохранялся только частный титул по должности (фамилия не указывалась). Равные же должностные лица обращались друг к другу либо как к низшим, либо по имени и отчеству с указанием общего титула и фамилии на полях документа. Почетные звания (кроме звания члена Гос. совета) обычно также включались в состав титула, причем в этом случае частный титул по чину, как правило, опускался. Лица, не имевшие чина, пользовались общим титулом в соответствии с классами, к к-рым приравнивалось принадлежавшее им звание (напр., камер-юнкеры и мануфактур-советники получали право на общий титул «ваше высокоблагородие»). При устном обращении к высшим чинам употреблялся общий титул; к равным и низшим гражд. чинам обращались по имени и отчеству или фамилии; к воен. чинам — по чину с добавлением фамилии или без нее. Нижние чины к подпрапорщикам и унтер-офицерам должны были обращаться по чину с добавлением слова «господин» (напр., «господин фельдфебель»). Существовали также титулы по происхождению (по «достоинству»).

Особая система частных и общих титулов существовала для духовенства. Монашествующее (черное) духовенство разделялось на 5 рангов: митрополит и архиепископ титуловались — «ваше высокопреосвященство», епископ — «ваше преосвященство», архимандрит и игумен — «ваше высокопреподобие». Три высших ранга именовались также архиереями, и к ним могли обращаться с общим титулом «владыка». Белое духовенство имело 4 ранга: протоиерей и иерей (священник) титуловались — «ваше высокопреподобие», протодьякон и дьякон — «ваше преподобие».
Все лица, имевшие чины (воен., гражд., придворные), носили форменную одежду, согласно роду службы и классу чина. Чины I-IV классов имели у шинелей красную подкладку. Особые мундиры полагались лицам, обладавшим почетными званиями (статс-секретарь, камергер и т. п.). Чины императорской свиты носили погоны и эполеты с императорским вензелем и аксельбанты.

Присвоение чинов и почетных званий, так же как и назначение на должности, награждение орденами и пр., оформлялось приказами царя по воен., гражд. и придворному ведомствам и отмечалось в формулярных (послужных) списках. Последние были введены еще в 1771, но получили окончательную форму и стали вестись систематически с 1798 в качестве обязательного док-та для каждого из лиц, находившихся на гос. службе. Эти списки являются важным историческим источником при изучении служебной биографии этих лиц. С 1773 стали ежегодно публиковаться списки гражд. чинов (в т. ч. и придворных) I-VIII классов; после 1858 продолжалось издание списков чинов I-III и отдельно IV классов. Издавались и аналогичные списки генералов, полковников, подполковников и армейских капитанов, а также «Список лицам, состоявшим в морском ведомстве, и флота адмиралам, штаб- и обер-офицерам…».

После Февральской революции 1917 система титулования была упрощена. Чины, звания и титулы были упразднены декретом ВЦИК и СНК от 10 нояб. 1917 «Об уничтожении сословий и гражданских чинов».

В повседневной деловой обстановке (деловая, рабочая ситуация) также используются формулы речевого этикета. Например, при подведении итогов работы, при определении результатов распродажи товаров или участия в выставках, при организации различных мероприятий, встреч возникает необходимость кого-то поблагодарить или, наоборот, вынести порицание, сделать замечание. На любой работе, в любой организации у кого-то может появиться необходимость дать совет, высказать предложение, обратиться с просьбой, выразить согласие, разрешить, запретить, отказать кому-то.

Приведем речевые клише, которые используются в данных ситуациях.

Выражение благодарности:

Позвольте (разрешите) выразить (большую, огромную) благодарность Николаю Петровичу Быстрову за отлично (прекрасно) организованную выставку.

Фирма (дирекция, ректорат) выражает благодарность всем сотрудникам (преподавательскому составу) за…

Должен выразить начальнику отдела снабжения (свою) благодарность за…

Позвольте (разрешите) выразить большую (огромную) благодарность…

За оказание какой-либо услуги, за помощь, важное сообщение, подарок принято благодарить словами:

Я благодарен вам за то, что…

-(Большое, огромное) спасибо вам (тебе) за…

-(Я) очень (так) благодарен вам!

Эмоциональность, экспрессивность выражения благодарности усиливается, если сказать:

Нет слов, чтобы выразить вам (мою) благодарность!

Я до такой степени благодарен вам, что мне трудно найти слова!

Вы не можете себе представить, как я благодарен вам!

– Моя благодарность не имеет (не знает) границ!

Замечание, предупреждение:

Фирма (дирекция, правление, редакция) вынуждена сделать (серьезное) предупреждение (замечание)…

К (большому) сожалению (огорчению), должен (вынужден) сделать замечание (вынести порицание)…

Нередко люди, особенно наделенные властью, считают необходимым высказывать свои предложения, советы в категорической форме:

Все (вы) обязаны (должны)…

Вам непременно следует поступить так…

Советы, предложения, высказанные в такой форме, похожи на приказание или распоряжение и не всегда рождают желание следовать им, особенно если разговор происходит между сослуживцами одного ранга. Побуждение к действию советом, предложением может быть выражено в деликатной, вежливой или нейтральной форме:

Разрешите (позвольте) дать вам совет (посоветовать вам)…

Разрешите предложить вам…

-(Я) хочу (мне хотелось бы, мне хочется) посоветовать (предложить) вам…

Я посоветовал бы (предложил бы) вам…

Я советую (предлагаю) вам…

Обращение с просьбой должно быть деликатным, предельно вежливым, но без излишнего заискивания:

Сделайте одолжение, выполните (мою) просьбу…

Если вам не трудно (вас это не затруднит)…

Не сочтите за труд, пожалуйста, отнесите…

-(Не) могу ли я попросить вас…

– (Пожалуйста), (очень вас прошу) разрешите мне…

Просьба может быть выражена с некоторой категоричностью:

Настоятельно (убедительно, очень) прошу вас (тебя)…

Согласие, разрешение формулируется следующим образом:

-(Сейчас, незамедлительно) будет сделано (выполнено).

Пожалуйста (разрешаю, не возражаю).

Согласен отпустить вас.

Согласен, поступайте (делайте) так, как вы считаете.

При отказе используются выражения:

-(Я) не могу (не в силах, не в состоянии) помочь (разрешить, оказать содействие).

-(Я) не могу (не в силах, не в состоянии) выполнить вашу просьбу.

В настоящее время это (сделать) невозможно.

Поймите, сейчас не время просить (обращаться с такой просьбой).

Простите, но мы (я) не можем (могу) выполнить вашу просьбу.

– Я вынужден запретить (отказать, не разрешить).

Среди деловых людей любого ранга принято решать особенно важные для них вопросы в полуофициальной обстановке. Для этого устраиваются охота, рыбалка, выезд на природу, следует приглашение на дачу, в ресторан, сауну. В соответствии с обстановкой меняется и речевой этикет, он становится менее официальным, приобретает непринужденный эмоционально-экспрессивный характер. Но и в такой обстановке соблюдается субординация, не допускается фамильярный тон выражений, речевая «распущенность».

Немаловажным компонентом речевого этикета является комплимент. Тактично и вовремя сказанный, он поднимает настроение у адресата, настраивает его на положительное отношение к оппоненту. Комплимент говорится в начале разговора, при встрече, знакомстве или во время беседы, при расставании. Комплимент всегда приятен. Опасен только неискренний комплимент, комплимент ради комплимента, чрезмерно восторженный комплимент.

Комплимент относится к внешнему виду, свидетельствует об отличных профессиональных способностях адресата, его высокой нравственности, дает общую положительную оценку:

Вы хорошо (отлично, прекрасно, превосходно, великолепно, молодо) выглядите.

Вы не меняетесь (не изменились, не стареете).

Время вас щадит (не берет).

Вы (так, очень) обаятельны (умны, сообразительны, находчивы, рассудительны, практичны).

Вы хороший (отличный, прекрасный, превосходный) специалист (экономист, менеджер, предприниматель, компаньон).

Вы хорошо (отлично, прекрасно, превосходно) ведете (свое) хозяйство (дело, торговлю, строительство).

Вы умеете хорошо (прекрасно) руководить (управлять) людьми, организовывать их.

С вами приятно (хорошо, отлично) иметь дело (работать, сотрудничать).

Общение предполагает наличие еще одного слагаемого, еще одного компонента, который проявляет себя на всем протяжении общения, является его неотъемлемой частью, служит перекидным мостиком от одной реплики к другой. И в то же время норма употребления и сама форма слагаемого окончательно не установлены, вызывают разногласие, являются больным местом русского речевого этикета.

Об этом красноречиво говорится в письме, опубликованном в «Комсомольской правде» (24.01.91) за подписью Андрей. Поместили письмо под заглавием «Лишние люди». Приведем его без сокращений:

У нас, наверное, в одной-единственной стране мира нет обращения людей друг к другу. Мы не знаем, как обратиться к человеку! Мужчина, женщина, девушка, бабуся, товарищ, гражданин – тьфу! А может, лицо женского пола, лицо мужского пола! А легче – эй! Мы – никто! Ни для государства, ни друг для друга!

Автор письма в эмоциональной форме, достаточно остро, используя данные языка, ставит вопрос о положении человека в нашем государстве. Таким образом, синтаксическая единица – обращение – становится социально значимой категорией.

Чтобы разобраться в этом, необходимо осмыслить, в чем заключается особенность обращения в русском языке, какова его история.

Обращение испокон веков выполняло несколько функций. Главная из них – привлечь внимание собеседника. Это – вокативная функция.

Поскольку в качестве обращений используются как собственные имена (Анна Сергеевна, Игорь, Саша), так и названия людей по степени родства (отец, дядя, дедушка), по положению в обществе, по профессии, должности(президент, генерал, министр, директор, бухгалтер), по возрасту и полу (старик, мальчик, девочка), обращение помимо вокативной функции указывает на соответствующий признак.

Наконец, обращения могут быть экспрессивно и эмоционально окрашенными, содержать оценку: Любочка, Маринуся, Любка, болван, остолоп, недотепа, шалопай, умница, красавица. Особенность таких обращений заключается в том, что они характеризуют как адресата, так и самого адресанта, степень его воспитанности, отношение к собеседнику, эмоциональное состояние.

Приведенные слова-обращения используются в неофициальной ситуации, только некоторые из них, например, собственные имена (в их основной форме), названия профессий, должностей служат обращениями и в официальной речи.

Отличительной чертой официально принятых обращений на Руси было отражение социального расслоения общества, такой его характерной черты, как чинопочитание.

Не поэтому ли в русском языке корень чин оказался плодовитым, дав жизнь

Словам: чиновник, чиновничество, благочинный, благочиние, чинолюбие, чинопочитание, чиноначалъник, чиноначалъствовать, бесчинный, бесчинствовать, чиноразрушитель, чиногубитель, чинопочитатель, чинокрад, чинно, чинность, подчиниться, подчинение,

Словосочетаниям: не по чину, раздать по чинам, чин чином, большой чин, не разбирая чинов, не чинясь, чин по чину;

Пословицам: Чин чина почитай, а меньшой садись на край; Пуля чинов не разбирает; Дураку, что большому чину, везде простор; Целых два чина: дурак да дурачина; А тот бы и в чинах, да жаль, карманы пусты.

Показательны также формулы посвящений, обращений и подписи самого автора, культивировавшиеся в XVIII веке. Например, труд М.В. Ломоносова «Российская грамматика» (1755) начинается посвящением:

Пресветлейшему государю, великому князю Павлу Петровичу, герцогу голстейн-шлезвигскому, сторманскому и дитмарскому, графу олденбургскому и долмангорскому и прочая, милостивейшему государю…

Затем идет обращение:

Пресветлейший государь, великий князь, милостивейший государь!

И подпись:

вашего императорского величества всенижайший раб Михаила Ломоносов.

Социальное расслоение общества, неравенство, существовавшее в России несколько веков, нашло отражение в системе официальных обращений.

Во-первых, существовал документ «Табель о рангах», изданный в 1717–1721 гг., который затем переиздавался в несколько измененном виде. В нем перечислялись военные (армейские и флотские), гражданские и придворные чины. Каждая категория чинов подразделялась на 14 классов. Так, к 3-му классу относились генерал-поручик, генерал-лейтенант; вице-адмирал; тайный советник; гофмаршал, шталмейстер, егермейстер, гофмейстер, обер-церемонимейстер; к 6-му классу – полковник; капитан 1-го ранга; коллежский советник; камер-фурьер; к 12-му классу – корнет, хорунжий; мичман; губернский секретарь.

Помимо названных чинов, которые определяли систему обращений, существовали обращения ваше высокопревосходительство, ваше превосходительство, ваше сиятельство, ваше высочество, ваше величество, милостивейший (милостивый) государь, государь и др.

Во-вторых, монархический строй в России до XX века сохранял разделение людей на сословия. Для сословно организованного общества характерна была иерархия в правах и обязанностях, сословное неравенство и привилегии. Выделялись сословия: дворяне, духовенство, разночинцы, купцы, мещане, крестьяне. Отсюда обращения господин, госпожа по отношению к людям привилегированных социальных групп; сударь, сударыня – для среднего сословия или барин, барыня для тех и других, и отсутствие единого обращения к представителям низшего сословия. Вот что пишет по этому поводу Лев Успенский:

Мой отец был крупным чиновником и инженером. Взгляды его были весьма радикальными, да и по происхождению он был «из третьего сословия» – разночинец. Но, если бы ему даже пришла на ум фантазия обратиться на улице: «Эй, сударь, на Выборгскую!» или: «Господин извозчик, вы свободны?» он не возрадовался бы. Извозчик, скорее всего, принял бы его за подгулявшего типа, а то и просто рассердился бы: «Грешно, вам барин, ломаться над простым человеком! Ну какой я вам «господин»? Постыдились бы!» (Комс. пр. 18.11.77).

В языках других цивилизованных стран в отличие от русского существовали обращения, которые использовались как по отношению к человеку, занимающему высокое положение в обществе, так и к рядовому гражданину:мистер, миссис, мисс (Англия, США), сеньор, сеньора, сеньорита (Испания), синьор, синьора, синьорина (Италия), пан, пани (Польша, Чехия, Словакия).

«Во Франции, – пишет Л. Успенский, – и консьержка у входа в дом называет хозяйку-домовладелицу «мадам»; но и хозяйка, пусть без всякого почтения, обратится к своей служащей точно так же: «Бонжур, мадам Вижу!». Миллионер, случайно севший в такси, назовет шофера «мосье», и таксист скажет ему, открывая дверь: «Силь ву плэ, мосье!» – «Пожалуйста, сударь!» Там и это норма» (там же).

После Октябрьской революции особым декретом упраздняются все старые чины и звания. Провозглашается всеобщее равенство. Обращения господин – госпожа, барин – барыня, сударь – сударыня, милостивый государь (государыня) постепенно исчезают. Только дипломатический язык сохраняет формулы международной вежливости. Так, к главам монархических государств обращаются: Ваше величество, ваше превосходительство; иностранных дипломатов продолжают называть господин – госпожа.

Вместо всех существовавших в России обращений, начиная с 1917–1918 гг., получают распространение обращения гражданин и товарищ. История этих слов примечательна и поучительна.

Слово гражданин зафиксировано в памятниках XI века. Оно пришло в древнерусский язык из старославянского языка и служило фонетическим вариантом слова горожанин. И то и другое означало «житель города (града)». В этом значении гражданин встречается и в текстах, относящихся к XIX веку. Так у А.С. Пушкина есть строчки:

Не демон – даже не цыган,
А просто гражданин столичный.

В XVIII веке это слово приобретает значение «полноправный член общества, государства».

Самый занудный титул был конечно у императора.

Кого было принято называть «государь»?

Слово государь в России в старину употребляли безразлично, вместо господин, барин, помещик, вельможа. В XIX веке к царю обращались Всемилостивейший Государь, к великим князьям - Милостивейший Государь, ко всем частным лицам - милостивый государь (при обращении к высшему), милостивый государь мой (к равному), государь мой (к низшему). Слова сударь (также с ударением на второй слог), сударик (дружественное) употреблялись преимущественно в устной речи.

При одновременном обращении к мужчинам и женщинам часто говорят «Дамы и господа!». Это неудачная калька с английского языка (Ladies and Gentlemen). По-русски слово господа в равной степени соотносится с формами единственного числа господин и госпожа , а «госпожа» входит в число «господ».

После Октябрьской революции на смену «сударю», «сударыни», «господину», «госпоже» пришло слово«товарищ» . Оно снимало различия по полу (так обращались как к мужчине, так и к женщине) и по социальному статусу (так как к человеку с низким статусом нельзя было обратиться «сударь», «сударыня»). Слово товарищ при фамилии до революции указывало на членство в революционной политической партии, в том числе коммунистов.

Слова «гражданин»/«гражданка» предназначались для тех, в ком пока не видели «товарищей», и по сей день ассоциируются с репортажами из зала суда, а не с Французской революцией, которая ввела их в практику речи. Ну а после перестройки и некоторые «товарищи» стали «господами», и обращение осталось только в коммунистической среде.

источники

http://www.gramota.ru/

Емышева Е.М., Мосягина О.В. — История этикета. Придворный этикет в России в XVIIIв.

А я вам еще напомню и кто такие Оригинал статьи находится на сайте ИнфоГлаз.рф Ссылка на статью, с которой сделана эта копия -

Развитие внутрисемейных отношений в период Российской империи: Дворянская семья

Работу выполнил:

Преподаватель:

Калининград 2011

Дворянская семья

Список литературы

Дворянская семья

Среди дворянства рано утвердилось правило женатым детям жить отдельно от родителей, благодаря чему среди них уже в XVIII в. безраздельно преобладала малая семья. Это объяснялось сначала обязательностью (до 1762 г.), а затем необходимостью государственной службы для всех совершеннолетних мужчин. Но внутрисемейные отношения как в составных, так и в малых дворянских семьях строились на тех же принципах: на иерархизме, всевластии главы семьи, на зависимости функций, прав и обязанностей члена семьи от пола и возраста, на господстве общих семейных интересов над индивидуальными, на приоритете роли, которую играет человек в семье и обществе, на слабой автономии семьи от общества и на огромном значении общественного мнения для семьи. Дети подчинялись родителям, жены - мужьям. Это казалось необходимой и незыблемой основой общественного порядка. Известный русский историк XVIII в. И. Н. Болтин писал в 1788 г.: «Природа учинила жену, подвластную мужу. Давши жене равные права правам мужним в противность законов природы, превращается домашнее устройство в нестроение, тишина и спокойствие - в молву и мятеж. <...> Хотеть сделать мужа и жену равными есть противоборствие порядку и природе, есть буйство, бесчиние, безобразие. <...> Государственная польза требует, чтобы жена была подчинена мужу; требует того польза сочетавшихся и польза их детей и домашних».

В дворянских, как и в крестьянских, мещанских и купеческих, семьях, а также в школах преобладало суровое отношение к детям, в большой чести были физические наказания. Подобное отношение к детям в период их воспитания и обучения в лучших сочинениях XVIII в. оправдывалось тем, что «детская натура по существу зла и что необходима усиленная борьба с заложенными в душе ребенка зачатками пороков», что дети, воспитанные в строгости, «более наклонны будут к добру». «Отец мой чрезвычайно был к детям своим строг и взыскателен, и я в жизнь свою ничего так не боялся, как гнева отца моего», - засвидетельствовал В. Н. Геттун (1771-1848), родившийся на Украине в семье помещика и ставший впоследствии крупным чиновником. В воспитании «главным принципом было держать детей в черном теле», подтверждает Е. А. Сабанеева (1829-1889), выросшая в помещичьей семье среднего достатка. Известный писатель граф В. А. Соллогуб (1813-1882), вспоминая свое детство в богатой дворянской семье, говорит о том, что «в то время любви детям не пересаливали. <...> Их держали в духе подобострастия, чуть ли не крепостного права, и они чувствовали, что созданы для родителей, а не родители для них». Разумеется, в каждой семье дети росли и воспитывались по-разному, так, как казалось правильным их родителям. Существовали семьи, где детей баловали, предоставляя им большую свободу, но они были немночисленны - общий дух времени откладывал свою печать на обращение с детьми в большинстве семей. Сказанное о трудном детстве в дворянских семьях как будто противоречит хорошо известным классическим художественным произведениям, имеющим автобиографический характер, таким как «Детство» Л. Н. Толстого (1852), «Детские годы Багрова внука» С. Аксакова (1856) и др. Но, как показал американский историк А. Уачтел, это были псевдоавтобиографии, в которых отражено не столько истинное положение детей, сколько дворянский миф о прошедшем золотом веке, когда все было прекрасно.

Телесные наказания применялись к детям и в дворянских семьях, преимущественно к мальчикам, но более всего в школах. Начиная с XVII в. и до 1860-х гг. телесные наказания считались главным воспитательным средством. О жестоких телесных наказаниях в Морском кадетском корпусе в конце XVIII-начале XIX в. пишет в своих воспоминаниях декабрист В. И. Штейнгейль: «Способ исправления состоял в истинном тиранстве. Капитаны, казалось, хвастались друг перед другом, кто из них бесчеловечнее и безжалостнее сечет кадет. Каждую субботу подавались ленивые сотнями, и в дежурной комнате целый день вопль не прекращался. Один прием наказания приводил сердца несчастных детей в трепет. Подавалась скамейка, на которую двое дюжих барабанщиков растягивали виновного и держали за руки и за ноги, а двое со сторон изо всей силы били розгами, так что кровь текла ручьями и тело раздиралось в куски. Нередко отсчитывали до 600 ударов и более, до того, что несчастного мученика относили прямо в лазарет». В лучшей школе Петербурга 1830-х гг. - Аннинском училище «кроме многих легких наказаний за леность и шалости, - вспоминал его ученик В. Я. Стоюнин, - пользовались и другими, более чувствительными - обыкновенным сечением, карцером и сечением по ладоням. К двум первым прибегали редко, зато последнее было почти в ежедневном ходу». О широкой распространенности телесных наказаний говорят следующие данные. В 1858 г. в 11 гимназиях Киевского учебного округа из 4109 учеников телесному наказанию подвергся 551, или 13%, в одной гимназии - даже 48% учеников.

Между матерями и дочерьми и между отцами и сыновьями было мало истинной любви и эмоциональной привязанности, преобладали отношения идентификации и руководства. В идеале - брак по любви, в жизни - по указанию родителей, которые, однако, принимали во внимание прежде всего семейные интересы и материальные выгоды и во вторую очередь - склонности детей. В некоторых, в том числе переводных с французского языка, руководствах для женщин, которым русские дамы особенно доверяли, рекомендовалось: «...девица, желающая быть супругой, не должна опираться на столь слабый тростник, как страсть, любовь, отвергающую всякий порядок, обещающую земной рай своим слепым последователям». На первом месте при заключении брака находились не чувства или даже не интересы жениха и невесты, а интересы двух семей, поскольку брак являлся соглашением не двух человек -жениха и невесты, а двух семей, двух родов. Такой подход к браку был типичным для дворян, начиная от бедных и кончая титулованными и императорскими особами.

Но указ Петра I о запрещении принуждать к вступлению в брак тем не менее соблюдался. У детей спрашивали согласия и приватно, и публично и, как правило, его получали. А. Т. Болотов в подробностях описывает в своих мемуарах сватовство, помолвку и свадьбу своей дочери в 1793 г. Он и его жена два дня добивались согласия дочери на очень перспективный с точки зрения фамильных связей и материальных выгод брак, так как «не хотели ее неволить». Но что могла ответить девушка, если с женихом не была знакома, а лишь несколько раз его видела? Естественно, дочь ориентировалась на мнение родителей. В первый день, по словам Болотова, «дочь не имела от жениха отвращения и почти выттить (выйти замуж. - Б. М.) за него согласилась». На второй день «наконец, сочтя, что по стечению всех обстоятельств оказывалось, что была на сие воля Господня, и предавшись на Его святой произвол, решилась она изъявить свое согласие и дала слово». О формальном соблюдении требования согласия жениха и невесты на вступление в брак писали и юристы, указывая многочисленные способы, которыми пользовались родители при давлении на детей.

При добровольно-принудительном характере заключения браков отношения супругов лишались любви и сильной привязанности, были слабо эмоционально окрашены. Применительно к XVI-XVII вв. американская исследовательница Е. Левин считает, что понятия любви и эмоциональной привязанности между супругами были чужды русским в то время (надо за метить: западным людям - почти в той же мере). Сам Болотов был жертвой такого брака, но все его дети в матримониальных делах пошли по стопам родителя. Он жаловался в своих записка х, что после его свадьбы в 1765 г. «свычка наша (с женой. - Б. М.) шла очень медленными стопами <...> Но что всего важнее, то к самому себе не мог я от ней (иметь. - Б. М.) ни малейших взаимных ласк и приветливости». Его надежда найти в жене человека, с которым бы он мог «разделять все свои душевные чувствования и все радости и утехи в жизни, сообщать обо всем свои мысли, заботы и попечения, пользоваться советами и утешениями», не сбылась. Такого человека он, однако, нашел в своей матери. И это было общим правилом. Женщина, не имевшая глубокой эмоциональной привязанности к своему мужу, находила ей компенсацию в любви к сыновьям, но не к дочерям, которых она была обязана наставлять, учить, но не любить. Такие же отношения были характерны и для русских императорских семей.

Возможно, мужчины, которым позволяли средства, находили выход в бигамии, другие - в интимных связях со своими крепостными девушками, что, несмотря на запрещение закона, было довольно распространено. Некоторые помещики не довольствовались одной любовницей и заводили целые гаремы.

Отсутствию глубоких эмоциональных привязанностей между родителями и детьми способствовали способы воспитания и образования дворянских детей. В зажиточных семьях сразу после рождения ребенок переходил на попечение кормилицы и нянек. С 5-7 лет к нему приставляли домашних учителей и гувернеров. Затем он поступал в какое-нибудь учебное заведение, по окончании которого мужчины шли на службу, а женщины выходили за муж. В бедных дворянских семьях до поступления в учебное заведение воспитанием и образованием занимались сами родители. Для дворян в XVIII в., так же как для крестьян, мещан и купцов, самостоятельная жизнь начиналась рано. Как правило, всякое учение заканчивалось к 16 годам, если образование продолжалось за границей, - к 18-20 годам. С этого возраста молодые люди вступали на поприще, какое кому предназначалось по положению и образованию, - военное, гражданское, придворное. «В 15 лет уже оканчивалось воспитание мальчиков, - писал крупный чиновник Ф. Ф. Вигель (1786-1856). - Полагали, что они уже всему выучены, и спешили их отдать в службу, чтобы они ранее могли выйти в чины». Гражданская служба могла начинаться еще раньше - с 13-14 и даже с 10 лет. Дети бедных дворян и чиновников нередко были вынуждены заниматься какой-нибудь канцелярской работой с детского возраста. Эта традиция XVII в. просуществовала до начала XIX в., постепенно отмирая по мере повышения требований к служебной годности чиновников. Но 16-18 лет считались нормальным возрастом для начала службы и в первой половине XVIII в.

Развитие внутрисемейных отношений в период Российской империи: Дворянская семья

Работу выполнил:

Преподаватель:

Калининград 2011

Дворянская семья

Список литературы

Дворянская семья

Среди дворянства рано утвердилось правило женатым детям жить отдельно от родителей, благодаря чему среди них уже в XVIII в. безраздельно преобладала малая семья. Это объяснялось сначала обязательностью (до 1762 г.), а затем необходимостью государственной службы для всех совершеннолетних мужчин. Но внутрисемейные отношения как в составных, так и в малых дворянских семьях строились на тех же принципах: на иерархизме, всевластии главы семьи, на зависимости функций, прав и обязанностей члена семьи от пола и возраста, на господстве общих семейных интересов над индивидуальными, на приоритете роли, которую играет человек в семье и обществе, на слабой автономии семьи от общества и на огромном значении общественного мнения для семьи. Дети подчинялись родителям, жены - мужьям. Это казалось необходимой и незыблемой основой общественного порядка. Известный русский историк XVIII в. И. Н. Болтин писал в 1788 г.: «Природа учинила жену, подвластную мужу. Давши жене равные права правам мужним в противность законов природы, превращается домашнее устройство в нестроение, тишина и спокойствие - в молву и мятеж. <...> Хотеть сделать мужа и жену равными есть противоборствие порядку и природе, есть буйство, бесчиние, безобразие. <...> Государственная польза требует, чтобы жена была подчинена мужу; требует того польза сочетавшихся и польза их детей и домашних».

В дворянских, как и в крестьянских, мещанских и купеческих, семьях, а также в школах преобладало суровое отношение к детям, в большой чести были физические наказания. Подобное отношение к детям в период их воспитания и обучения в лучших сочинениях XVIII в. оправдывалось тем, что «детская натура по существу зла и что необходима усиленная борьба с заложенными в душе ребенка зачатками пороков», что дети, воспитанные в строгости, «более наклонны будут к добру». «Отец мой чрезвычайно был к детям своим строг и взыскателен, и я в жизнь свою ничего так не боялся, как гнева отца моего», - засвидетельствовал В. Н. Геттун (1771-1848), родившийся на Украине в семье помещика и ставший впоследствии крупным чиновником. В воспитании «главным принципом было держать детей в черном теле», подтверждает Е. А. Сабанеева (1829-1889), выросшая в помещичьей семье среднего достатка. Известный писатель граф В. А. Соллогуб (1813-1882), вспоминая свое детство в богатой дворянской семье, говорит о том, что «в то время любви детям не пересаливали. <...> Их держали в духе подобострастия, чуть ли не крепостного права, и они чувствовали, что созданы для родителей, а не родители для них». Разумеется, в каждой семье дети росли и воспитывались по-разному, так, как казалось правильным их родителям. Существовали семьи, где детей баловали, предоставляя им большую свободу, но они были немночисленны - общий дух времени откладывал свою печать на обращение с детьми в большинстве семей. Сказанное о трудном детстве в дворянских семьях как будто противоречит хорошо известным классическим художественным произведениям, имеющим автобиографический характер, таким как «Детство» Л. Н. Толстого (1852), «Детские годы Багрова внука» С. Аксакова (1856) и др. Но, как показал американский историк А. Уачтел, это были псевдоавтобиографии, в которых отражено не столько истинное положение детей, сколько дворянский миф о прошедшем золотом веке, когда все было прекрасно.

Телесные наказания применялись к детям и в дворянских семьях, преимущественно к мальчикам, но более всего в школах. Начиная с XVII в. и до 1860-х гг. телесные наказания считались главным воспитательным средством. О жестоких телесных наказаниях в Морском кадетском корпусе в конце XVIII-начале XIX в. пишет в своих воспоминаниях декабрист В. И. Штейнгейль: «Способ исправления состоял в истинном тиранстве. Капитаны, казалось, хвастались друг перед другом, кто из них бесчеловечнее и безжалостнее сечет кадет. Каждую субботу подавались ленивые сотнями, и в дежурной комнате целый день вопль не прекращался. Один прием наказания приводил сердца несчастных детей в трепет. Подавалась скамейка, на которую двое дюжих барабанщиков растягивали виновного и держали за руки и за ноги, а двое со сторон изо всей силы били розгами, так что кровь текла ручьями и тело раздиралось в куски. Нередко отсчитывали до 600 ударов и более, до того, что несчастного мученика относили прямо в лазарет». В лучшей школе Петербурга 1830-х гг. - Аннинском училище «кроме многих легких наказаний за леность и шалости, - вспоминал его ученик В. Я. Стоюнин, - пользовались и другими, более чувствительными - обыкновенным сечением, карцером и сечением по ладоням. К двум первым прибегали редко, зато последнее было почти в ежедневном ходу». О широкой распространенности телесных наказаний говорят следующие данные. В 1858 г. в 11 гимназиях Киевского учебного округа из 4109 учеников телесному наказанию подвергся 551, или 13%, в одной гимназии - даже 48% учеников.

Между матерями и дочерьми и между отцами и сыновьями было мало истинной любви и эмоциональной привязанности, преобладали отношения идентификации и руководства. В идеале - брак по любви, в жизни - по указанию родителей, которые, однако, принимали во внимание прежде всего семейные интересы и материальные выгоды и во вторую очередь - склонности детей. В некоторых, в том числе переводных с французского языка, руководствах для женщин, которым русские дамы особенно доверяли, рекомендовалось: «...девица, желающая быть супругой, не должна опираться на столь слабый тростник, как страсть, любовь, отвергающую всякий порядок, обещающую земной рай своим слепым последователям». На первом месте при заключении брака находились не чувства или даже не интересы жениха и невесты, а интересы двух семей, поскольку брак являлся соглашением не двух человек -жениха и невесты, а двух семей, двух родов. Такой подход к браку был типичным для дворян, начиная от бедных и кончая титулованными и императорскими особами.

Но указ Петра I о запрещении принуждать к вступлению в брак тем не менее соблюдался. У детей спрашивали согласия и приватно, и публично и, как правило, его получали. А. Т. Болотов в подробностях описывает в своих мемуарах сватовство, помолвку и свадьбу своей дочери в 1793 г. Он и его жена два дня добивались согласия дочери на очень перспективный с точки зрения фамильных связей и материальных выгод брак, так как «не хотели ее неволить». Но что могла ответить девушка, если с женихом не была знакома, а лишь несколько раз его видела? Естественно, дочь ориентировалась на мнение родителей. В первый день, по словам Болотова, «дочь не имела от жениха отвращения и почти выттить (выйти замуж. - Б. М.) за него согласилась». На второй день «наконец, сочтя, что по стечению всех обстоятельств оказывалось, что была на сие воля Господня, и предавшись на Его святой произвол, решилась она изъявить свое согласие и дала слово». О формальном соблюдении требования согласия жениха и невесты на вступление в брак писали и юристы, указывая многочисленные способы, которыми пользовались родители при давлении на детей.

При добровольно-принудительном характере заключения браков отношения супругов лишались любви и сильной привязанности, были слабо эмоционально окрашены. Применительно к XVI-XVII вв. американская исследовательница Е. Левин считает, что понятия любви и эмоциональной привязанности между супругами были чужды русским в то время (надо за метить: западным людям - почти в той же мере). Сам Болотов был жертвой такого брака, но все его дети в матримониальных делах пошли по стопам родителя. Он жаловался в своих записка х, что после его свадьбы в 1765 г. «свычка наша (с женой. - Б. М.) шла очень медленными стопами <...> Но что всего важнее, то к самому себе не мог я от ней (иметь. - Б. М.) ни малейших взаимных ласк и приветливости». Его надежда найти в жене человека, с которым бы он мог «разделять все свои душевные чувствования и все радости и утехи в жизни, сообщать обо всем свои мысли, заботы и попечения, пользоваться советами и утешениями», не сбылась. Такого человека он, однако, нашел в своей матери. И это было общим правилом. Женщина, не имевшая глубокой эмоциональной привязанности к своему мужу, находила ей компенсацию в любви к сыновьям, но не к дочерям, которых она была обязана наставлять, учить, но не любить. Такие же отношения были характерны и для русских императорских семей.

Возможно, мужчины, которым позволяли средства, находили выход в бигамии, другие - в интимных связях со своими крепостными девушками, что, несмотря на запрещение закона, было довольно распространено. Некоторые помещики не довольствовались одной любовницей и заводили целые гаремы.

Отсутствию глубоких эмоциональных привязанностей между родителями и детьми способствовали способы воспитания и образования дворянских детей. В зажиточных семьях сразу после рождения ребенок переходил на попечение кормилицы и нянек. С 5-7 лет к нему приставляли домашних учителей и гувернеров. Затем он поступал в какое-нибудь учебное заведение, по окончании которого мужчины шли на службу, а женщины выходили за муж. В бедных дворянских семьях до поступления в учебное заведение воспитанием и образованием занимались сами родители. Для дворян в XVIII в., так же как для крестьян, мещан и купцов, самостоятельная жизнь начиналась рано. Как правило, всякое учение заканчивалось к 16 годам, если образование продолжалось за границей, - к 18-20 годам. С этого возраста молодые люди вступали на поприще, какое кому предназначалось по положению и образованию, - военное, гражданское, придворное. «В 15 лет уже оканчивалось воспитание мальчиков, - писал крупный чиновник Ф. Ф. Вигель (1786-1856). - Полагали, что они уже всему выучены, и спешили их отдать в службу, чтобы они ранее могли выйти в чины». Гражданская служба могла начинаться еще раньше - с 13-14 и даже с 10 лет. Дети бедных дворян и чиновников нередко были вынуждены заниматься какой-нибудь канцелярской работой с детского возраста. Эта традиция XVII в. просуществовала до начала XIX в., постепенно отмирая по мере повышения требований к служебной годности чиновников. Но 16-18 лет считались нормальным возрастом для начала службы и в первой половине XVIII в.

Зависимость детей от родителей и значение родственных, фамильных связей имели столь большое значение, что даже после женитьбы взрослые дети, которые, как правило, жили отдельно от родителей, обязаны были считаться с их мнением, принимать важные решения после совета с ними, демонстрировать им свою любовь, преданность и покорность. Таковы были правила, и нарушение их влекло за собой потерю доброго имени в обществе и лишение наследства, которое при нормальных обстоятельствах переходило к женщинам после смерти матери, к мужчинам - после смерти отца, но в конечном счете зависело от завещания.

Как видим, дворянская семья строилась на тех же принципах, что и семьи крестьян и торгово-промышленного населения города. Она так же была интегрирована в дворянскую корпорацию, как крестьянская семья - в общину, мещанская - в мещанское, купеческая - в купеческое общество. Но между дворянской семьей и семьями простого народа существовали различия. Господство главы семьи в дворянских семьях носило утонченный, просвещенный характер. Детей физически наказывали, но не столь сильно, как в крестьянских или мещанских семьях. Однако как просвещенный абсолютизм не переставал быть абсолютизмом, так и просвещенный авторитаризм оставался авторитаризмом. Известный юрист М. А. Филиппов считал, что положение женщин и детей в семьях привилегированных сословий ничем практически не отличалось от положения крепостных: во всех важных вопросах они должны были получать согласие-благословение главы семьи. Лишь в семьях, где женщины имели значительную собственность и в материальном отношении были абсолютно независимы от своих мужей, они имели самостоятельность. Но это были немногочисленные семьи богатых и знатных фамилий.

Второй существенной особенностью дворянских семей являлось то, что в течение XVIII в. дворянство постепенно отказывалось от традиционных русских обрядов и принимало европейские ритуалы семейной жизни. Возьмем, к примеру, свадьбу. Известный бытописатель А. Терещенко заметил в 1848 г.: «Обряд свадеб боярских, дворян и простого звания был весьма долгое время единообразно общий и отличался только пышностью». Но начиная с царствования Петра I обряды стали быстро европеизироваться. «В царствование Елизаветы изменились свадьбы еще более, а ныне дворянство и простое сословие отправляет их совершенно отдельно (по -разному. - Б. М). Дворянство, особенно живущее в столицах, в больших городах, заимствуя иностранные обыкновения, отчуждалось от отечественных <...> Венчание сопровождается пышным поездом, а свадьба заменяется нередко бальною музыкою и роскошным вечерним угощением <...> Вообще едва остались следы прежних свадеб между дворянством, и должно сказать к чести купеческого сословия, особенно простого, что оно бережет еще предания старины». Однако случилось это далеко не сразу. В 1760-е гг. в дворянских семьях еще практиковался обычай публичной проверки целомудрия невесты путем демонстрации простыни. После застолья молодые удалялись, а гости дожидались свидетельства целомудрия, чтобы поздравить невесту и ее родственников. «Сие обыкновение почиталось так свято, - свидетельствовал А. Т. Болотов, - что и помыслить было невозможно о преступлении оного».

Во второй четверти XIX в. русское образованное общество захватили идеи просвещения и романтизма, которые поднимали значение личности, женщины, любви, детей в жизни человека. Тогда же появились журналы для женщин, и вопрос о женской эмансипации впервые стал предметом внимания русского общественного мнения. Под влиянием новых идей внутрисемейные отношения в дворянских семьях мало-помалу начали гуманизироваться. По свидетельству Е. П. Яньковой (1768-1861) - представительницы богатого и культурного дворянства, отношения между родителями и детьми в 1850-е гг. решительно отличались от того, что было в конце XVIII-начале XIX в. «В то время дети не бывали при родителях неотлучно, как теперь, и не смели прийти, когда вздумается, а приходили поутру поздороваться, к обеду, к чаю и к ужину или когда позовут за чем -нибудь. Отношения детей к родителям были совсем не такие, как теперь; мы не смели сказать: за что вы на меня сердитесь, а говорили: за что вы изволите гневаться <...> Мы наших родителей боялись, любили и почитали. Теперь дети отца и матери не боятся. В наше время никогда никому и в мысль не приходило, чтобы можно было ослушаться отца или мать и беспрекословно не исполнить, что приказано», дети не смели при родителях сесть без разрешения, отвечали не иначе, как стоя, и т. д. «Такого панибратства, как теперь, не было; и, право, лучше было, больше чтили старших, было больше порядка в семействах и благочестия <...> Теперь все переменилось». Особенно сильно изменились отношения между матерями и дочерьми. Лишенные возможности найти применение своим силам на общественном поприще, образованные дворянские женщины стали активно заниматься воспитанием и образованием своих дочерей, так как образование мальчиков по традиции было прерогативой отцов и выбранных последними домашних учителей и учебных заведений. Уже в середине XI X в. влияние матерей оказалось очень существенным: они поощряли дочерей к отходу от традиционно уготованной роли женщины, замкнутой в среде семейных отношений, пробуждали в них интерес к общественной и политической жизни, воспитывали в дочерях чувство личности, самостоятельности. Плоды такого воспитания сказались через 10-20 лет: русское революционное движение привлекло в свои ряды десятки женщин из привилегированного класса.

В пореформенное время процесс демократизации семейных отношений пошел значительно быстрее, так как получил поддержку в общественном мнении и в правительственной политике по женскому вопросу. Педагогическая наука, а вслед за ней и общественное мнение выступили реши - тельными поборниками партнерских, гуманных отношений между родителями и детьми. Ребенок больше не рассматривался как существо, наполненное злыми чувствами и помыслами, которые следовало вышибать из него строгим наказанием. Книга В. Н. Жук «Мать и дитя», посвященная пропаганде новых отношений между родителями и детьми с первых лет жизни ребенка, в течение 1880-1914 гг. выдержала 10 изданий. Большой популярностью пользовались книги Е. И. Конради и П. Ф. Каптерева,205 посвященные той же проблеме. Телесные наказания были запрещены в школе и вытеснялись из семьи. По мнению некоторых педагогов, в 1860-1870-е гг. родители в своем либерализме зашли так далеко, что забыли о всякой дисциплине.

«Прежде (в крепостное время. - Б. М.) воспитывали только страхом. Служебные отношения низших к высшим, крепостных к господам, детей к родителям-все сдерживалось только страхом, боязнью прогневать власть имеющего и получить за это возмездие. Никто не думал, чтобы приучить ребенка или подчиненного исполнять свою обязанность из сознания долга, общественной необходимости, из уважения и любви к личности власть имеющего. Вселять страх было единственным стремлением начальства и родителей, чтобы сдерживать в узде детей и подчиненных, чтобы заставлять их повиноваться и выполнять обязанности. В освободительный период родители поняли, что страх плохой воспитатель, и гнушались внушать его своим детям. Многие не понимали в то время, что, изгоняя из воспитательной практики страх, необходимо ввести последовательную дисциплину и необходимо обращать особенное внимание на развитие в ребенке деликатности и уважения к близким».

В пореформенное время в педагогической науке и общественном мнении укрепилась идея, что между отношениями в семье и отношениями в обществе существует тесная связь и невозможно исправлять одно, не исправляя другого. «Семья есть микрокосм того общества, которое ее создало, и потому между обществом и семьей существует самая тесная солидарность, - считал популярный в пореформенное время публицист Н. В. Шелгунов. - Каждая семья настолько дурна или хороша, насколько дурно или хорошо создавшее ее общество. Созданная сама обществом, она в свою очередь воспитывает для него членов, и в этом заколдованном круге вращается воспитание». Отсюда большое внимание уделялось положению в семье не только детей, но и женщины, гармоническим отношениям между супругами. Изменяющийся менталитет образованного русского общества оказывал положительное влияние на демократизацию отношений в семье, на превращение патриархальных семей в эгалитарные, в которых отношения между супругами строятся на основе равенства. Подтверждение этому мы находим во многих мемуарах. «Прежнего страха перед отцом дети уже не испытывали, - отмечала О. П. Верховская (1847-?). - Никаких розог, никаких наказаний, а тем более истязаний не было и в помине. Очевидно, крепостная реформа оказала свое влияние и на воспитание детей».

Однако не следует преувеличивать степень демократизации отношений да же в семьях интеллигенции. Например, известная общественная деятельница конца XIX-начала XX в. А. К. Черткова (1859-1927) пишет в воспоминаниях о своих родителях: «Отец во всех своих вкусах, привычках, отношениях к людям, женщинам, детям скорее был азиат, чем европеец», он считал, что «девочек наказывать нельзя, а мальчиков нужно, иначе из них выходит „размазня": когда бьешь с умом, за дело, всегда впрок идет». Он признавался дочери, что когда служил офицером, то бил солдат «в морду». Утрата девственности до брака по-прежнему считалась предосудительной, и на этой почве совершались преступления. В 1880 г. петербуржец, занимавший значительный пост в страховом обществе, и его жена убили мужчину, соблазнившего последнюю в бытность ее гувернанткой. Мотив - месть за утрату девственности. Известный художник К. Коровин (1861 - 1939) рассказывает в своих воспоминаниях, как он с братьями побил свою сестру за «прелюбодеяние», и все знакомые и родственники были согласны с суровым наказанием, включая саму девушку. Патриархальные отношения доминировали и в императорских семьях. Например, Александр III был «суров по отношению к своим детям: решительно ни в чем не сносил ни малейшего противоречия». Вероятно, только в семье Николая II под влиянием его жены произошел переход к отношениям, «свойственным мещанскому немецкому семейству», хотя он и старался подражать своему отцу даже в житейских мелочах.

Весьма архаичная черта брачно-семейно-сексуальных отношений даже среди дворянства и интеллигенции заключалась в том, что они не рассматривались как личное дело каждого человека, а являлись отношениями публичными или общественными, что выражало глубокую преемственность с XVII в. Это хорошо видно из того факта, что адюльтер, кровосмешение, бисексуализм, неуважение к родителям, злоупотребление родительской властью, аборт и некоторые другие проступки или виды отклоняющегося поведения вплоть до 1917 г. рассматривались как уголовные преступления, т. е. как преступления против общества и общественного порядка, а не как частные дела. Таким образом, даже среди немногочисленной элиты русского общества брачно-семейные отношения вплоть до 1917 г. сохраняли многие черты традиционного семейного порядка. Русская художественная литера тура дает многочисленные примеры существования пережитков патриархально-авторитарных отношений в семьях дворян и интеллигенции в конце XIX-начале XX в.

Во второй половине XIX в. популярным сюжетом было сравнение положения женщины по закону и обычаю, т. е. в семьях городского сословия и дворян, с одной стороны, и в семьях крестьян - с другой. Некоторые современники-юристы приходили к выводу, что обычай обеспечивал большие личные права крестьянке, чем закон - горожанке. Среди историков мнения также разделились. В действительности все зависит от того, какой аспект иметь в виду. С точки зрения имущественных и наследственных прав, возможностей получения образования, защищенности от притеснений мужа преимущество было на стороне дворянок и женщин из городского сословия, с точки зрения права на работу крестьянки, как в значительной мере и мещанки, имели больше прав, но по необходимости это право являлось обязанностью работать и в доме, и в хозяйстве. Во внутрисемейных отношениях женщины из привилегированных слоев имели преимуществом более гуманное с ними обращение - по крайней мере в прессе и литературе не слышно жалоб на избиение женщин мужьями как постоянном факте семейной жизни. Но женщины из высшего и среднего дворянства до середины XIX в. сравнительно мало общались со своими детьми и не наслаждались в полной мере радостями материнства; лишь во второй половине XIX-начале XX в. отчуждение между родителями и детьми постепенно исчезало; оно отчасти со хранилось только в очень богатых семьях. Напротив, воспитание детей до 7 лет у крестьян и городских сословий являлось обязанностью исключительно женщин. Но, по-видимому, обремененные тяжелой работой по хозяйству и большим количеством детей, женщины низших классов не испытывали особых радостей материнства.

Другой спорный вопрос состоял в оценке положения женщины в семье в России и западноевропейских странах. И здесь мнения разделились. Одни отдавали предпочтение законодательству и практике в России, другие - на Западе. «Иностранцев всегда поражало то сравнительно более выгодное положение, в которое поставлена как законом, так и общими нравами и обычаями русская женщина, несмотря на общую отсталость нашего законодательства в деле гарантий личных прав граждан», - отмечал известный юрист И. Г. Оршанский. Если разделить вопрос о правовом положении женщины на отдельные аспекты, то оказывается, что в XIX-начале XX в. русские женщины перед западноевропейскими имели единственное преимущество в правах собственности и наследования.

Список использованной литературы

дворянский семья брак

1. Миронов Б. Н. - Социальная история России периода империи (XVIII-начало XX в.) В 2 Т. – 2003. Т 1.